– Соберите деньги и созовите рабочий технический комитет. Совместно мы распределим заказы, а они оплатят их. На руки я не могу взять ни копейки, это меня сразу же пустит ко дну.

– Послезавтра к вам явятся представители от всей нашей индустрии.

– Невероятно! – Я вынимаю револьвер из-под подушки и прячу его в кобуру. – Сорвался с виселицы!

Через день ко мне собрались представители города, это были: председатель союза инженеров ректор Университета инженер Тир, инженер Марголин, председатель комиссии по пожертвованиям Соколов, председатель комиссии кооператоров Родзянко и др. – всего восемь человек.

Мы взяли лист бумаги и распределили все наши заказы по заводам. Все фабрики должны были приступить к выполнению заказов как по мановению волшебного жезла, все станки застучали… город проснулся.

– Ты знаешь, – говорил один студент другому у моего подъезда, – с понедельника все становятся за работу! Конец безработицы… Нашелся какой-то генерал Беляев и повернул все вверх дном.

Работа кипела в моей канцелярии. С раннего утра в приемной моих покоев собиралась толпа, она расходилась только на время обеда, когда всем хотелось кушать. Но и за обедом ко мне приходили интимные друзья. В день приходило по 300 человек, адъютанты работали не покладая рук.

Наконец, они написали мне на дверях: «Приемные часы от восьми до двенадцати и от двух до восьми». Я поправил красным карандашом: «Все для фронта! От 8 до 12 и от 12 до 8». Командиры броневиков и бронепоездов врывались ко мне ночью и, не обращая внимания на жену, хватали меня «за косу»:

– Капитан Муромцев! Мой бронепоезд уходит в два часа ночи!

– Вот ваши бумаги – все готово. С Богом, в час добрый!

– Капитан Харововцев! Ухожу на фронт до рассвета! Ситенко!

– Все готово! С Богом, верю в ваше счастье! – Оба поезда были приведены в готовность в 12 ночи вдали от города.

С радостным чувством я снова бросаюсь на кровать – Харьков уже вне опасности.

– Ваше превосходительство! Ваши захватили массу газетной бумаги, а у нас недостаток, одолжите две кипы! – Времени лишнего нет, я даю ему с подписной бланк.

– У нас восемь, скажите адъютанту, чтоб написал вам ордер на два. Что-то дернуло меня, и я сам побежал в канцелярию.

– Все восемь? – спросил меня удивленно адъютант. Офицер покраснел и замялся.

– Вы нарушили мое доверие, – сказал я ему строго, – вы не получите ничего.

Пристыженный офицер удалился.

Для ускорения я прибегал к любому способу.

– Если у кого просьба интимного характера, прошу немного обождать, а остальных я буду принимать огулом, – говорил я.

– Чем могу вам служить?

– У меня много лишней амуниции, а нет зарядных ящиков.

– А у меня лишние зарядные ящики, а нет амуниции.

– Ну, вот и отлично! Поменяйтесь…

Были и частные посетители. Врывается высокий мужчина с дочкой, цветущей двадцатилетней девушкой. Она бросается ко мне на шею.

– Папка!.. Папка мой крестный! Я протираю глаза.

– Величко!

– Я самый! Ведь когда вы были адъютантом, а я заведовал школой солдатских детей, вы изволили быть крестным моей дочурки. Я узнал вас по подписи на железнодорожном ордере – рука совсем как вашего батюшки, который тогда командовал бригадой.

– Беляев! Я к тебе, услыхал, что ты здесь, и решил проведать тебя, – генерал от артиллерии – наш союзник по ремеслу – Василий Тимофеевич Черемей, мой дорогой командир училища, наш незабвенный «Шнапс».

Мы усадили его обедать и провели полчаса в самом задушевном разговоре.

На лестнице меня окликает высокая полная дама.

– Генерал… Когда я могла бы вас видеть?

– В любое время. И днем, и ночью. Если по частному делу, лучше всего во время обеда, тогда никто уже не побеспокоит.

– Да… Но… может быть, вы выберете минутку посетить меня сами. Я здесь, этажом выше вас, в 45-м номере. У меня дело очень деликатное.

– Хорошо. Попытаюсь забежать к вам в пять часов.

Она задержала меня перед дверью целых 15 минут, я начинал терять терпение.

– Простите, генерал!.. Я только что мылась…

Она усадила меня на стул, а сама села передо мной на низенькую бутаку[181]. Когда я взглянул на нее, мне показалось, что меня кто-то хватил обухом по спине. Пеньюар на ней был совершенно прозрачный, казалось, что на ней совсем ничего нет.

– Чем могу вам служить?

– Ах, генерал!.. Я хотела обратиться к Кутепову, но он такой суровый! К Достовелову… но вы ведь знаете, что за человек ваш начальник штаба… А про вас только и слышно, что вы такой доступный, такой обворожительный. Я хочу поделиться с вами своей заботой! Мой муж служит в интендантстве, мы вместе живем на 10 000 в месяц. Но разве можно жить на это? А на сколько вы живете?.. Как вы можете обходиться с этими деньгами?!

– Но ведь это временно… Завоюем Россию, все будет наше, а пока…

– Вот я решила спекульнуть… У меня несколько ящиков вина в Крыму. Дайте мне литеру на вывоз этого вина!

– Я бы очень рад был помочь вам, но надо искать другой способ. Это было бы противно закону и равносильно казнокрадству.

– Да, но только мне нужно со всеми печатями, с подписью вашей и адъютанта. Иначе я попадусь. Ведь, наверное, и вы нуждаетесь?

– Пока – слава Богу!

– А ваша жена? Ведь ей тоже нужны туалеты. У вас там есть молоденькие адъютантики, они все время увиваются за ней. А мы с мужем, вы знаете, мы большие друзья – но и только. У каждого из нас своя жизнь.

– Знаете, я думаю, я нашел для вас выход. Я формирую два свежих дивизиона под командой милейших молодых командиров Богомолова и Думбадзе. Они все время гонят эшелоны из Крыма, я дам вам письмо, вы можете попросить их провезти в своих теплушках пару ваших ящиков. От этого не пострадает никто.

– Да… Но!.. Заходите ко мне еще раз, может быть, вы надумаете? «Нет, я уже больше сюда не ходок», – подумал я. Я заподозрил, что она большевистская агентша… Но она просто Цирцея! Ее томило превращение мужчин в свиней.

Были и частные посетители.

В числе моих многочисленных посетителей оказались два юных прапорщика.

– Мы инженеры, братья Михайличенко, – заявил один из них, – у нас есть своя машина, старенький, но вполне исправный «фиат». Не возьмете ли нас и с машиной вместе к себе в Управление?

– С удовольствием! Я думаю, у меня вам не на что будет пожаловаться. Но я поставлю вам одно условие: в свободное время можете кататься сколько угодно, даже, без большого шума, катать всяких знатных барышень. Но как только мне понадобится ехать на позицию, машина должна стоять у моих ворот в полной исправности. Так как я знаю ее подлое свойство хромать на все четыре колеса, как только свистнет первая пуля!