вечер зажарили сразу трех. Жакара чуть не стошнило. Он ясно слышал жалостный плач невинных созданий. Вспоминал, как смешно они прыгали и резвились на зеленом лугу. Желудок отчаянно бунтовал. Как можно оставаться плотоядными?! Даже клыки виновато заныли.

– До чего нежный ягненочек! – воскликнула госпожа де Делорм. – Я охотно возьму еще кусочек.

– Ни в чем себе не отказывайте, дорогая, – поощрила ее Виктория.

– Что касается ягнят… – начал Наймит.

Все головы разом повернулись к нему. Иноземец всегда сообщал нечто удивительное, любопытное или забавное. В высшем обществе его высоко ценили. И на этот раз он подогрел всеобщее любопытство, сообщив с самым простодушным видом:

– Едва ли вам известно, что в некоторых государствах пристально следят за разведением овец. Это настоящее искусство. Особым цветом метят породистого барана-производителя, матку и весь приплод.

– Надо же, неужели? – прошелестела госпожа де Мерей.

– Пастбища с разноцветными овцами выглядят очень живописно, – продолжал Наймит.

– Как мило! – вставила словечко Эмилия, чтобы напомнить о своем существовании.

– Действительно, мило! Бараны такие яркие!

Герцог Инферналь усмехнулся в седую бородку и, сам того не желая, удачно подыграл Наймиту:

– Хе-хе, представьте, если б так же метили людей.

Перчатка Жакара заскрипела, сжался кулак. Виктория нервно обмахивалась веером. Филипп продемонстрировал недюжинное самообладание, пошутив в свою очередь:

– Думаю, это преподнесло бы многим семьям неприятные сюрпризы.

Золотые зубы Филиппа засверкали в свете двадцати канделябров.

Виктория брезгливо отодвинула тарелку.

– От мятного желе меня тошнит.

Наймит не позволил сменить тему.

– У людей зачастую отцовство определяют по внешнему сходству.

– А вот ягнята все одинаковые, – опять поддержал советника Инферналь.

– Знатоки поспорили бы с вами, господин герцог, но лично я совершенно согласен: овцы – они и есть овцы. Что с них взять? Однако отцовство определяют у них куда достоверней, чем у людей. Человеческая генеалогия – наука хитрая. Тут множество непреодолимых препятствий.

– Каких же? – простодушно поинтересовалась госпожа де Делорм.

– Видите ли, мне не хотелось бы касаться низких материй, – ответил Наймит.

– Касайтесь, не бойтесь, – подбодрил его король.

– Говоря попросту, бараны и овцы во время акта не стесняются присутствия посторонних.

– Какого акта? – не унималась госпожа де Делорм.

– Они рожают при свидетелях, сударыня.

Герцог Инферналь покачал головой, совсем развеселившись. Да, он терпеть не мог Наймита, но кто кроме него сумел бы так рассмешить гостей за столом? А вот Виктории стало не до смеха. Корсаж нестерпимо давил, пухлые щеки набрякли, она невольно покосилась на Эмилию, самую юную, изящную и привлекательную фрейлину. Поганка как-то застала ее во время интима, прежде держала язык за зубами, а теперь выдавала королеву без слов, покраснев как помидор. Виктория горячо надеялась, что никто не обратил на Эмилию внимания, поспешно отвела глаза и вновь обругала мятное желе.

Жакар ничего не заметил, одной рукой сражаясь с латуком. Гости представляли себе разноцветных овец на лугах и разные менее невинные картины. Только Наймит пристально наблюдал за королевой, так что ее опасливый взгляд от него не ускользнул. Он проследил, куда вонзилась стрела неприязни, и обнаружил пунцовую Эмилию.

Свидетельница обнаружена.

В тот вечер в курительной Наймит терпеливо ждал, когда же удалится Инферналь, чтобы сообщить королю о своем открытии. Однако герцог удобно расположился в большом кожаном кресле и, похоже, никуда не торопился. Когда все темы для разговора иссякли, принялся счищать досадные пылинки с бархатного костюма. По всей видимости, он тоже хотел поговорить с королем с глазу на глаз. Однако Наймит переупрямил канцлера, и тот поневоле удалился первым. Лишь глубокой ночью Жакар узнал долгожданную новость.

– Эмилия?! Свидетельница?! – вскричал он. – Я редко кого хвалю, мой друг, но вы воистину незаменимы!

Жакар не поленился и собственноручно закрыл все ставни, лишив их приятной прохлады из сада. Строжайшая секретность прежде всего!

– Вы незаменимы, – повторил он. – Я ваш должник.

– Не беспокойтесь, ваше величество, – скромно улыбнулся Наймит, – вы ничего мне не должны, поскольку платите с исключительной щедростью. Обдумаем следующий шаг.

– А именно?

– Свидетельница должна заговорить.

– Заговорит, вот увидите. Отдадим ее колбаснику.

Наймит сделал вид, будто обдумывал прескверное предложение. Жакар вспомнил о пытках по привычке: быстро, дешево и сердито. Но теперь его вполне можно переубедить, апеллируя к новой личности, внутреннему ребенку.

– Если позволите, сир, я предложил бы использовать слабости Эмилии.

– Неужели вам, Наймит, известно о ее слабостях?

– У всех фрейлин на свете, сир, слабости одинаковые: тщеславие и гордыня.

– Тут мне нечего возразить. Все придворные подвержены этим порокам.

К великому удивлению советника, король прибавил:

– Знаю, что и я в ваших глазах тщеславный гордец.

Жакар поднял руку, не давая Наймиту возразить.

– Нет-нет, не отрицайте. Только я, в отличие от фрейлин королевы, не позволю вам использовать мои слабости.

– Разумеется, ваше величество, вы неуязвимы, – подтвердил Наймит, отлично зная, насколько король раним и слаб. – Позвольте мне поговорить с Эмилией. Я сумею добиться откровенности и без пыток.

– Верю. Делайте с ней что хотите, – сказал Жакар, зевнув. – Узнайте всю подноготную. Особая награда за имя того, кто обрюхатил мою жену. Его голова мгновенно скатится с плеч.

Наймит поклонился. Он решил немедленно допросить девушку, хотя полночь давно миновала. Скорее всего, Виктория его опередила. Наверняка уже вызвала к себе молоденькую фрейлину, хорошенько напугала Эмилию или подкупила. А может быть, то и другое вместе. Наймит хотел застать ее врасплох, смущенную и встревоженную.

Несмотря на всю свою проницательность, он и предположить не мог, на что способна Виктория. Когда среди ночи постучал в дверь Габриэля, чтобы поговорить с его дочерью, то увидел хозяина одетым, а его жену в слезах. Ответ последовал раньше вопроса.

– Вы опоздали. Ее уже увезли.

– Куда?

– На Белый остров.

Наймит постарался сохранить самообладание. Он рассчитывал на привязанность Виктории к Эмилии и ошибся. Чувство самосохранения куда важней. Однако еще не поздно спасти несчастную.

– Барка с осужденными всегда уходит на рассвете, я немедленно освобожу вашу дочь.

– Барка уже ушла, господин Наймит. Я сам ее провожал.

Габриэль указал на рыдающую жену.

– Мы проводили ее вместе.

Главный конюх низко опустил голову, готовый расплакаться. Наймит не стал отягощать их своим присутствием. Высказал старикам самые искренние соболезнования и отправился к себе, чтобы хорошенько обдумать, что же делать дальше. Но и тут его ожидал сюрприз. У порога на полу сидела та, кого он старательно избегал, поскольку:

Нет такого пункта ни в одном контракте.

Нет благоприятных перспектив, одни помехи…

Весомость вышеприведенных аргументов таяла с каждым днем.

Эсме перестала разглаживать ладонью ковер, мигом вскочила, отряхнула штаны от пыли резкими взмахами руки и встретила Наймита широчайшей улыбкой, не скрывая, что рада его видеть. Великолепный пейзаж. Прелестная девушка. Поношенный плащ – свидетельство непритязательности и выносливости, охотничьи сапоги – неутомимости, растрепанные волосы… Стоп.

– Посыльная, чему обязан?

Эсме подивилась его холодности. Возможно, его смущала стража в коридоре.

– Вам письмо, – она вновь улыбнулась.

И протянула мятый обрывок оберточной бумаги, сложенный наспех, адресованный королю, со множеством помарок. Зная, при каких обстоятельствах писала записку отправительница, Эсме предпочла отнести ее Наймиту, а не Жакару.

– Необычное время для писем, вам следовало бы находиться в постели, – наставительно произнес Наймит, лишь бы что-то сказать.

В постели. Он