колодца, словно ядро из пушки. Огромный холл был пуст, и такие же пустынные лестницы вели наверх. Он побежал по ступенькам, а красный жар, поднимающийся из подземелья, гнал его вперёд и вперёд. На одной из площадок он нашёл свой меч, подобрал его.

Он взлетел ещё на один пролёт, пробежал по коридору, распахнул двери своих апартаментов.

— Филипп! Филипп! — позвал он. Но здесь никого не было. В нетерпении он расшвыривал циновки, перевернул вазы с цветами, все ещё стоявшие строго симметрично в каждом углу комнаты. Мальчик исчез вместе со своими картинками. Наверное, он почувствовал запах пожара и убежал. Наверное, так оно и было, и ещё, наверное, он подумал, что его отец погиб.

На секунду Уилл задержался у окна. Ворота крепости рухнули, но Тоётоми все ещё сопротивлялись, умирая на месте, — целые цепочки закованных в латы самураев, падавших под натиском нападающих отовсюду солдат Токугавы. Теперь бой уже шёл и на крепостных стенах, и во дворе, во всех переходах. А из городских домов доносились вопли и крики женщин Тоётоми, отданных победителям — после столь долгой осады, после многочисленных потерь.

И разительный контраст представлял совершенно пустой двор самой цитадели. Здесь не было ни криков, ни крови, ни смерти, ни людей — замок отделяли от этой резни лишь одна стена и один ров. Что же случилось с Тоётоми? Может быть, они сейчас спасались каким-нибудь потайным ходом из обречённой цитадели?

Он выбежал наружу, нырнув в облако дыма. Сбежал по лестнице, оказался на первом этаже и, шатаясь и кашляя, добрался до наружных дверей. Здесь ему удалось наконец глотнуть чистого воздуха. Он поднял глаза к башне Асаи, окутанной дымом, вырывающимся изо всех окон, с каждого этажа, скрывающим знамя с изображением золотой тыквы, все ещё гордо трепетавшее в полуденном бризе.

Было жарко, солнце только перевалило через зенит, и дым столбом валил в синее небо, а шум боя по-прежнему не утихал. А ворота цитадели никто не защищал. Они стояли закрытые, пряча от глаз и ушей ад, кипевший снаружи. Но неохраняемые. Цитадель падёт перед каждым, у кого хватит храбрости пробежать вперёд и ворваться внутрь.

Он стоял посреди пустынного двора, сжимая меч обеими руками, не зная, куда направиться, когда вдруг услышал сзади какой-то звук. Он мгновенно обернулся, одновременно выбросив меч вверх и вперёд, готовый отразить нападение.

Сначала он не узнал стоявшую перед ним женщину — её покрытое белилами лицо было измазано грязью и сажей, кимоно выглядело не лучше. Потом до него дошло, что это принцесса Дзекоин.

Он поклонился.

— Моя госпожа принцесса, — произнёс он. Насмешка? Гнев? Ненависть? Только лишь нетерпение. — Где прячется ваша сестра?

— Она в арсенале, Андзин Миура, — ответила Дзекоин. — Вместе со своими фрейлинами и сыном.

— А Норихаза?

— Он тоже там, Андзин Миура. И господин Оно Харунага.

Уилл кивнул и шагнул мимо неё. Арсенал — приземистое, квадратное здание со стенами из цельных глыб камня, толщиной в пять футов и каменной крышей, — примыкало изнутри к наружной стене цитадели сразу за башней.

— Подожди. Они пустят тебя внутрь, Андзин Миура. Арсенал неприступен. Ни один человек, ни одна армия не смогут проникнуть туда, пока двери не откроют изнутри.

— Они не устоят перед моими пушками, госпожа принцесса. Да и не смогут же спрятавшиеся просидеть там вечно.

— Достаточно долго, — возразила Дзекоин. — Я хочу переговорить с принцем.

— Вы хотите начать переговоры? Теперь?

— Ты поможешь мне в этом, Андзин Миура. Твоя любовница и твой сын тоже там.

— Филипп? Но…

— Он выбрался из комнаты, чтобы наблюдать за твоим поединком с господином Норихазой. Он решил пойти с нами. Он, конечно, подумал, что ты погиб, свалившись с лестницы, — как подумали и мы все. Ну что, проводишь ты меня к принцу?

Уилл заколебался. Она сидела тогда рядом со своей сестрой, наслаждаясь его мучениями. Но ведь там Магдалина. В конце концов, там ведь Магдалина. И Филипп.

А Асаи Ёдогими?

— Поспешим, — бросил он наконец, и они с принцессой побежала к воротам. По дереву уже барабанили кулаки, древки копий, рукояти мечей, и огромные двери содрогались под этим натиском. Ему пришлось налечь на них всем телом, чтобы сбросить громадный засов. В ту же секунду ворота распахнулись с такой силой, что и его, и принцессу отбросило к стене.

Солдаты Токугавы хлынули внутрь, издавая крики ярости и возмездия, их мечи и копья были тусклы от свежей крови. И тут все разом остановились, удивлённо разглядывая пустой двор и горящую башню Асаи.

— Победа за вами! — закричал Уилл, стоя перед ними.

— Андзин Миура! — радостные крики взмыли над двором гигантским победным гимном. — Андзин Миура жив! Мы победили! Крепость взята!

Они расступились, пропуская вперёд сёгуна. Хидетада стащил с головы шлем. Кровь была на нём повсюду — на его лице, в волосах, на мече, на латах. Его братья шли за ним, их оружие тоже было покрыто кровью.

— Рад видеть тебя снова, Андзин Миура, — сказал Хидетада. — Вот уж, действительно, удача твоя неисчерпаема. Мы думали, ты давно мёртв. Ты в одиночку захватил цитадель?

— Вовсе нет, мой господин. Я считаю, что неприятель проиграл из-за своей нерешительности. Моя госпожа принцесса?

Дзекоин показалась из-за его спины.

— Женщина твоя, — произнёс Хидетада. — А потом ею займутся мои солдаты.

Воздух с шумом вырвался из ноздрей Дзекоин.

— Ей нужно поговорить с принцем, мой господин сёгун, — возразил Уилл. — Я обещал ей это.

— Принц, мой отец, отдыхает, — ответил Хидетада. — Битва окончена. Здесь командую я.

— Тем не менее, мой господин сёгун. Я обещал, что принцесса Дзекоин сможет поговорить с ним. Она — представитель принца Хидеёри и его матери.

— Они побеждены, Андзин Миура. Они не могут рассчитывать на снисхождение.

— Они хотят заключить мир, мой господин сёгун, — сказала Дзекоин. — Вся Япония лежит теперь у ног Токугавы. Они хотят того же.

— Они хотят просить милости у Токугавы? — изумился Хидетада. — Вот уж правильно говорят, что предки человека всё же проявятся в нём в конце концов. Проведите принцессу Дзекоин к моему отцу, Андзин Миура. — Он обернулся. — Замок ваш. И всё, что вы найдёте в нём.

Казалось, небеса рухнут сейчас на землю.

Факелы горели во всех покоях принца. Стражники стояли навытяжку, некоторые плакали. Принц был плох. Говорили, что он умирает. Ведь невозможно для семидесятитрехлетнего старика, раненного в почку, провести целый день в седле, командуя своими войсками, и ещё жить после этого. Все Токугава, вся армия, а может, и весь мир смотрели сейчас на Минамото но-Иеясу.

Он лежал на постели и, казалось, почти не дышал. Но глаза его