так темно было внутри, так затянуто все дымом. По стенам горело с полдюжины факелов, виднелось несколько пирамид с копьями и мечами и одна или две с аркебузами. И больше ничего. Опустевший арсенал Тоётоми. Всё остальное израсходовано в битве.

Но не совсем все. Когда глаза постепенно привыкли к полумраку, он разглядел кучи сухой соломы и змеящиеся к ним по полу дорожки пороха. Тоётоми приготовились к своему последнему акту неповиновения.

Но как мало осталось их от тех тысяч, которые маршировали за знаменем с изображением золотой тыквы! Оно Харунага, стоящий в сторонке, по-прежнему в доспехах, руки сложены на груди. Исида Норихаза, злобно разглядывающий Уилла, сидя на полу рядом с принцем Хидеёри. Сам Хидеёри, очевидно, уснувший, лежащий на боку спиной к двери под накинутым одеялом, его латы валялись рядом. Было здесь ещё с полдюжины других самураев и примерно два десятка женщин, сгрудившихся в дальнем углу. Была здесь и Пинто Магдалина — она сидела, прислонившись спиной к стене напротив выхода, на её коленях покоилась голова Филиппа. Значит, она всё-таки признала его своим сыном — сейчас, на пороге гибели? Или она была просто женщиной, успокаивающей испуганного ребёнка?

— Что передал для меня принц? — Принцесса Ёдогими вышла из кучки женщин и сделала несколько шагов вперёд, чтобы получше разглядеть сестру. Она смыла белила, и её прекрасное лицо было спокойно и безмятежно, как и всегда. Но под чудесными чёрными глазами виднелись следы слёз, а расшитое шёлковое кимоно превратилось в грязную тряпку.

— Он предлагает вам выйти наружу и предстать перед правосудием Токугавы либо оставаться здесь — как вам захочется. Ему всё равно. Но сёгун дал нам на размышление полчаса.

Ёдогими повернулась к Уиллу.

— А ты?! — воскликнула она. — Ты ведь должен был умереть! Какой злой дух защищает тебя, Андзин Миура, оставляя целым и невредимым, чтобы ты преследовал меня до самой смерти? Что здесь делаешь ты?

— Я сопровождаю принцессу Дзекоин, моя госпожа Ёдогими, — отозвался Уилл. — Я выступаю свидетелем от имени Токугавы.

— Так почему бы мне хотя бы сейчас не получить твою голову? — прошептала она.

— Потому что тогда даже сеппуку не спасёт ваше тело от поругания, — ответила Дзекоин.

Ёдогими несколько мгновений не сводила разъярённого взгляда с Уилла.

— Что ж, значит, в конце концов, — проговорила она, — я всё-таки привязана к псу. Иеясу всегда добивался своего. Скажи мне, Андзин Миура, какое преступление я совершила, кроме стремления к власти — даже не для себя, а для моего сына? За какое преступление я должна так страдать?

Как он должен ненавидеть эту женщину. Как он должен ненавидеть её хотя бы уже в ответ на ненависть, которую она питала к нему. И всё же в этот момент в его душе была только жалость. Но не только жалость пробуждалась в нём, когда он смотрел на это вздымающееся кимоно, на бесконечную красоту её глаз.

— Нет никакого преступления, моя госпожа Ёдогими, — ответил он. — Вам нужно только довериться справедливости принца, и вы познаете его великодушие. Сейчас им движет гнев, потому что вчера погибло столько его лучших людей, потому что решение вашего спора столь затянулось. Но гнев его пройдёт.

— Я — Асаи Ёдогими, — произнесла она, отворачиваясь. — Принц проснулся?

Хидеёри поднялся на колени, стряхивая остатки сна.

— Я не сплю, моя госпожа мать.

— Ты слышал о милости Токугавы?

— Я не ищу милости у Токугавы, моя госпожа мать.

— Тогда твои соратники ждут своей команды.

Тоётоми но-Хидеёри взглянул на мать, и ноздри его затрепетали. Не сводя с неё глаз, он негромко сказал:

— Исида Норихаза, ты будешь помогать мне.

— Мой господин… — Норихаза поднялся и вытащил длинный меч. Он подошёл к Хидеёри справа и встал там, оперев кончик клинка о землю.

— Подождите! — начал Уилл, но принцесса Дзекоин схватила его за руку.

— Никто не может помешать человеку, готовящемуся умереть, Андзин Миура, — прошептала она. — Даже принц не простит тебе это святотатство.

Он закусил губу в гневе и отчаянии, когда Хидеёри встал на колени и сложил в молитве ладони. Потом, не торопясь, движением плеч стряхнул на пол кимоно. Как молод он был, как узки его плечи. На груди у него не было ещё ни одного волоска — только бисеринки пота и ходящие ходуном торчащие рёбра.

Принц медленно вытащил из-за пояса длинный меч и положил его рядом на пол. Потом вынул короткий, снял ножны, попробовал лезвие пальцем. В здании не раздавалось ни звука, и ни звука не доносилось снаружи. Потому что Токугава знали, что происходит сейчас внутри.

— Простите меня, моя госпожа мать, — произнёс Хидеёри и, держа кинжал двумя руками, вонзил его себе в живот. Клинок легко вошёл в гладкое смуглое тело — слева, под сердцем. Лезвие повернулось, и Хидеёри, держа клинок все так же двумя руками, повёл его к правому боку. Воздух с шумом хлынул из его ноздрей в тот же момент, когда кровь хлынула из разверстого живота, выливаясь алым каскадом из распоротого тела — как чай, выплёскивающийся из опрокинутой чашки.

— Давай! — взвизгнула Ёдогими, и длинный меч Норихазы со свистом рассёк воздух. Голова Хидеёри отлетела вперёд и стукнулась об пол. Кровь фонтаном ударила из рассечённых артерий шеи, и тело упало вперёд, изуродованным животом вниз, в лужу крови, быстро растекающуюся вокруг.

Вздох пронёсся по помещению. Уилл почувствовал, как его мышцы превращаются в вату. Почти. Он ненавидел этого мальчика.

— Он подал сигнал, — сказала Ёдогими негромко. — Вы видели, он подал сигнал.

Самураи смотрели на неё расширенными глазами. Она повернулась, взметнув копну волос, и бросилась к Уиллу:

— Он подал сигнал, Андзин Миура. Скажи, что он подал сигнал.

— Он подал сигнал, моя госпожа Ёдогими. Я видел, как двинулась его рука.

Она несколько мгновений смотрела на него, задыхаясь, потом рухнула на колени в лужу крови рядом с телом сына, протягивая руку за кинжалом.

— Харунага! — Её крик эхом отдался в пустом помещении, повторяясь снова и снова, отражаясь от стен, от забранной железом крыши. Харунага прыгнул вперёд, одновременно вытаскивая длинный меч. Но принцесса Асаи Ёдогими была уже мертва. Она вырвала кинжал из скрюченных пальцев Хидеёри и вонзила его себе в сердце. Теперь она стояла на коленях, уронив голову, её распущенные волосы каскадом хлынули по обеим сторонам лица. Туловище согнулось в поясе, кровь хлынула и потекла по животу, смешиваясь с кровью её сына.

Харунага помедлил, глядя на её тело. Потом уронил меч и шагнул через неё, направляясь к стене. Он выхватил из зажима один из факелов, взмахнул им над головой и все так же