— Как я должна читать в темноте?

Впрочем, свет бы тут не помог. Насколько я помнила, пергамент, лежащий в моем кармане, не содержал ничего, что подходило бы для такого случая. Шум снаружи нарастал, и голос рядом с нами тихо заплакал, как раненая кошка.

Я не испытывала подобного ужаса с тех пор, как была ребенком. Это не шло ни в какое сравнение с тем чувством, когда просыпаешься в холоде непроглядной зимней ночи: свечной огарок потух, и кругом висит зловещая чернота. В те годы я боялась темноты, но еще больше страшилась того, что может наброситься на меня, если я вылезу из своей кроватки, или того, что я могу разбудить, если кого-нибудь позову. Однако тогда, в детстве, моя мать всегда слышала, что я зашевелилась, и появлялась с новой свечой, обращая тени в бегство деловитыми словами утешения, смешанного с упреком. Мой отец, в тех редких случаях, когда он оставался с нами, обычно пел мне песню, превращая темноту в уютное одеяло, окутывающее меня со всех сторон. Это была Лесная песня, в ней нет никакого джалквезана, но попробовать стоит.

Бежим быстро, быстро, быстро,

Бежим быстро, Малышка,

Бежим быстро, быстро, быстро,

Бежим быстро, Малышка.

Я никак не могла выровнять дыхание, из-за чего пропустила больше нот, чем взяла, но я упорно продолжала петь эту старую колыбельную.

Деревья здесь растут густо,

И собираются Тени ночи,

Бежим быстро, быстро, быстро,

Бежим быстро, Малышка.

Неблагозвучный голос Шива дал понять, что эту песню знают и в далеких Кевилских болотах. Мы вместе замедлили бойкий темп мелодии в полном соответствии со словами.

А теперь не так быстро, быстро, быстро,

Теперь не так быстро, Малыш,

А теперь не так быстро, быстро, быстро,

Теперь не так быстро, Малыш,

Видишь, луны и звезды над нами,

И успокаиваются Тени ночи,

А теперь не так быстро, быстро, быстро,

Теперь не так быстро, Малыш.

Вариант, пробормоченный Райшедом, имел немного другие слова и мотив, но суть была той же самой, и я горячо понадеялась, что только это имеет значение.

Иди тише, тише, тише,

Иди тише, Любовь моя,

Иди тише, тише, тише,

Иди тише, Любовь моя,

Видишь, лампы горят в окнах,

И не страшны уже Тени ночи,

Иди тише, тише, тише,

Иди тише, О любовь моя.

Я оставила эту историю другим и сосредоточилась на тихой партии второго голоса, которую добавлял мой отец, как только я стала достаточно большой, чтобы самой вести основную мелодию. Может, именно в этой гармонии содержится Высшее Искусство? Братья присоединили свои голоса. Грен подхватывает любую мелодию так же легко, как прикарманивает все, что плохо лежит.

Теперь мы засыпаем, засыпаем, засыпаем,

Теперь мы засыпаем,

В безопасности, дома,

Теперь мы засыпаем, засыпаем, засыпаем,

Теперь мы засыпаем,

В безопасности, дома,

Сделана работа, окончен день,

И спят давно Тени ночи,

Теперь мы засыпаем, засыпаем, засыпаем,

Теперь мы засыпаем

Все в мире и покое.

Мы закончили более или менее в унисон и сидели в черноте. Голоса за плитой молчали. На это я и надеялась. Чего я никак не ожидала услышать, так это храп.

— Если это — Высшее Искусство, то оно сработало на Шиве, — изрек Грен, едва сдерживая веселье.

Я сама боролась со смехом. Слишком легко можно было поддаться неуместной истерике.

Райшед зашипел рядом со мной.

— У меня судороги начинаются.

— Давайте выберемся отсюда, — предложил Сорград. — Кто бы за нами ни охотился, он уже давно ушел.

— Меня куда больше беспокоят те, кто ушел очень давно. — Но я тоже жаждала распрямиться и на карачках вылезла из тесного пространства, как только Райшед наполовину выполз, наполовину вывалился наружу.

— Зубы Даста! — Он споткнулся обо что-то, и оно загремело в темноте.

У меня заколотилось сердце, пока я не сообразила, что это не глухой звук кости, а твердый стук дерева. Кремень и огниво высекли искры, ослепившие мои глаза. Пока я их терла, Райшед зажег найденный факел. Мягкие языки пламени были теплые и успокаивающие.

— Думаете, они караулят? — Грен подошел к черной дыре лестницы с кинжалом в руке.

— Я бы караулил, — коротко ответил Райшед.

— А я говорю, мы останемся здесь. — Сорград все еще стоял у ниши, в которой мы прятались, и подкладывал свой плащ под голову Шива. Маг спал так крепко, словно находился в лучшем трактире Тормейла. — Нам всем нужен отдых, а здесь мы будем в большей безопасности, чем в любом другом месте на этих островах.

Мне бы очень хотелось разделить его беззаботную уверенность.

— Если настоящий Элдричский Народец не явится, чтобы призвать нас к ответу. — Я не шутила.

Сорград повернулся и обвел глазами ниши с их грудами костей и бдительными черепами.

— Мы должны быть в безопасности, пока никто не использует какую бы то ни было магию.

Райшед передал мне факел, а сам наклонился, чтобы размять пальцами икры ног.

— Проклятие! — Он осторожно подвигал стопой вверх и вниз. — Мы должны как можно скорее сообщить Темару и Хэлис. — Его голос оживился от решимости думать о чем угодно, кроме того кошмара, который мы только что пережили.

— Завтра — это достаточно скоро. — Грен лег у подножия лестницы, пристраивая голову на котомку. Всякий, кто будет спускаться, наступит на него, и это будет последней ошибкой в их жизни.

— Тебе все равно придется ждать, когда проснется Шив. — Сорград вернулся в нишу и улегся рядом с магом.

Я села, сосредоточиваясь на пламени факела, чтобы не смотреть на высохшие кости со всех сторон. Обычно я сажусь спиной к стене, если таковая имеется, но здесь за каждой стеной хранились кусочки древних скелетов. При мысли о них у меня по телу побежали мурашки. Вскоре я снова встала и, хмурясь, пошла вокруг склепа. Я никак не могла найти место без костей за спиной.

— Обопрись на меня, — предложил Райшед.

Мы сели спиной друг к другу и согнули колени.

— Что такое тайакар, Сорград? — спросила я внезапно.

— Пещера, где мы храним кости наших предков в горах, — сонно ответил он. — Куда Шелтии приходят за советом в Солнцестояние. — Мрачное удовлетворение окрасило тон горца. — Что все жители низин отбрасывают как суеверную чепуху. Мол, наши шарлатаны-жрецы обманывают нас, невежественных дураков, морочат нас своими выдумками, которые служат только им самим.

Райшед откашлялся.