Стояло у самого Белого моря сельцо Святосхимово. Судя по названию, на месте села таился когда-то старообрядческий скит. При советской власти сельцо получило статус города, а прежнее название села преобразовалось в Осоавиахимовск. В городе Осоавиахимовске (в бывшем Святосхимове) Чудотворцеву и предстояло находиться «вне тюрьмы».

Чудотворцев пошел по адресу, указанному ему на почте, среди других изб разыскал избу, построенную из почерневших от ветра, но все еще добротных бревен, и постучал в дверь. Ему открыла сухощавая старуха в платке, заколотом по-старообрядчески. Похоже, приход Платона Демьяновича не был для нее неожиданностью: она обратилась к нему по имени-отчеству до того, как он ей представился. Старуха даже знала, где Платон Демьянович будет работать и сколько будет получать: триста рублей в месяц. За комнату она спросила с него сто рублей, вызвавшись за эту же сумму обстирывать его и готовить ему. Наверняка она слышала и о денежном переводе, полученном Чудотворцевым на почте, так что предложила ему молоко от собственной коровы, и цена за клетушку в избе с отоплением, освещением и обслугой скоро перевалила за двести рублей. Чудотворцев, окончательно забывший в заключении счет деньгам, рассеянно согласился. Старуха продолжала брать с него эти деньги и тогда, когда обслуживанием Чудотворцева занялась другая.

Когда Чудотворцев пришел в следующий раз на регистрацию, его вежливо попросили подождать. У Чудотворцева мелькнула даже мысль, не собираются ли водворить его обратно в тюрьму, благо ее здание виднелось в окне. Но через несколько минут Чудотворцеву предложили пройти дальше по коридору Дверь, обитая черной клеенкой, напомнила ему кое-что, и ассоциация оказалась правильной: за дверью Чудотворцева ждал товарищ Цуфилер. Чудотворцев и без яркого света узнал его тусклый образ. У Платона Демьяновича заныли ребра; он привык, что товарища Станаса сменяет товарищ Марина. Но на этот раз Цуфилер был один. Он вежливо осведомился о здоровье Платона Демьяновича (оно оказалось лучше, чем могло бы быть) и преподнес собеседнику новые, усовершенствованные очки. Очки прямо относились к предмету дальнейшего разговора. Товарищ Цуфилер вручил Чудотворцеву письмо. Оно было на немецком языке с частым, но непоследовательным использованием готических букв, почерк был странный, и нельзя сказать, чтобы разборчивый. Чудотворцев сразу разобрал только обращение: «Негг de Merveille» и подпись: «Klingsohr». И то и другое выглядело как мистификация. Платон Демьянович признался, что ничего не может разобрать, и товарищ Станас положил перед ним распечатку письма. Стиль письма был странен, как почерк. Автор старался выдержать в письме тон старомодной австрийской любезности, но в тяжеловесно вежливые обороты, претендующие на интеллектуализм и поэтичность, вторгались резкие, даже вульгарные выражения, более уместные для политических митингов. Чудотворцев сразу же обратил внимание на фразу: «У кого нет чувства истории, тот подобен глухому или уроду». Далее речь шла о красотах архитектуры, автор писал о них с несомненным знанием дела: «Колдовское очарование Флоренции и Рима, Равенны и Сиены или Перуджи, а как прекрасны Тоскана и Умбрия». Автор письма явно умел ценить это колдовское очарование и писал о нем, чтобы убедить адресата в своей посвященности, чтобы адресата по возможности очаровать. Чудотворцев уловил особый свет, проливаемый на письмо следующей фразой: «Думаю, что Сицилия тоже чудесное место». Чудотворцев понял соотношение этой фразы с подписью «Клингсор». В этом свете раскрывался и вопрос автора к адресату, а также деловое предложение, с которым Клингсор обращался к господину де Мервей. Автор письма просил уточнить местоположение замка де Мервей в Пиренеях и назвать условия, на которых этот замок мог бы быть приобретен.

– И кто же такой господин Клингсор? – спросил Чудотворцев, сам не решаясь поверить своим догадкам/

– А как вы думаете? – кажется, улыбнулся Цуфилер в своей ускользающей зыбкости, но он не стал настаивать на том, чтобы Чудотворцев первым назвал имя, которое тут же назвал сам: Адольф Гитлер.

Это имя действительно приходило в голову Платону Демьяновичу, когда он читал письмо. Он был неплохо знаком со стилем Гитлера. Среди немецких публикаций, почему-то доводимых до его сведения в тюремной камере, присутствовали не только многочисленные, пространные речи фюрера, но даже «Mein Kampf», и Чудотворцев уделил известное внимание в «Оправдании зла» феномену Гитлера, как он его понимал. Но чтобы на это упоминание откликнулся сам Гитлер… Тут было над чем задуматься, тем более что Чудотворцев писал по-русски, писал в одиночном заключении и отнюдь не рассчитывал на распространение своих опусов за границей, а получение письма оттуда в то время почти наверняка влекло за собой арест и лагерный срок; что же касается письма от Гитлера, получатель такого письма мог быть и расстрелян без дальнейших околичностей. Чудотворцев, конечно, подумал об этом, поднимая глаза на Цуфилера, и Цуфилер понял его мысль, поспешив заверить Чудотворцева, что расстрел ему не грозит, «несмотря ни на что», – подчеркнул Цуфилер; даже в тюрьму Чудотворцева возвращать не собираются.

Чудотворцев собрался с мыслями и вспомнил, что среди книг, поступавших к нему, была одна под названием «Die Weltgeschichte im Lichte des heiligen Gral» («Мировая история в свете святого Грааля»), изданная в Австрии то ли в 1927, то ли в 1928 году Чудотворцев не заказывал этой книги и прочел ее с тем большим интересом. В книге рассматривались предполагаемые реальные исторические события, положенные Вольфрамом фон Эшенбахом в основу его поэтического романа «Парсифаль». Автор книги по фамилии Stein («Камень», что тоже знаменательно) предполагал, будто прототип короля Анфортаса, страдающего от незаживающей раны, – король франков Карл Лысый, внук Карла Великого, мучительно искупающий свою вину перед сакральным королевским родом, жаждущий восстановить и упрочить кровную связь с Пылающим Отпрыском пусть по женской линии (как известно, подобной жаждой был движим и Наполеон Бонапарт, расторгший брак с любимой женой Жозефиной, чтобы заключить династический брак с австрийской принцессой из дома Габсбургов).

Мы помним, что как раз накануне ареста Чудотворцев работал над исследованием, посвященным событиям при дворе Карла Лысого, где философ Иоанн Ирландский (Скот Эриугена), западный толкователь Дионисия Ареопагита, мог (должен был) встретиться с варяжским воином Рюриком, отправляющимся на Русь, а Рюрик – не один ли из тех знатнейших отпрысков, которых растят рыцари Грааля, чтобы Земле, лишенной государя, был «дарован государь, Граалем, как бывало встарь»? Чудотворцеву было что написать по поводу книги об истории в свете Святого Грааля. Обширные извлечения из тюремной работы Чудотворцева были переведены на немецкий язык (ведомству товарища Цуфилера хватало квалификации на подобные начинания) и отосланы в Германию за подписью «Plato de la Merveille». При этом были приняты агентурные меры, чтобы в Германии послание попало в собственные руки Гитлера.

Между тем, как выясняется, еще в 1912 году в некой книжной лавке в Вене Гитлер приобрел экземпляр «Парсифаля» и перечитал его, оставив на полях многочисленные, иногда весьма пространные пометки-комментарии. Эти-то пометки, по всей вероятности, и были использованы в книге «Die Weltgeschichte im Lichte des heiligen Gral». К заметкам Гитлера, возможно, восходит и предположение, будто исторический прототип мага Клингсора – Ландульф И, действовавший на Сицилии, где он совершал некие зловещие магические ритуалы. Не отсюда ли неожиданная фраза в письме к господину де Мервей: «Сицилия – тоже чудесное место»? Но разве чудо – не la merveille? В романе Вольфрама фон Эшенбаха упоминается «chastel Merveille», замок, принадлежавший Клингсору. В этом замке томятся женщины, плененные магом. По некоторым сведениям, Гитлер считал себя реинкарнацией Клингсора. Но помнится, новым Клингсором бабушка Кэт, еще сравнительно молодая, называла как раз Чудотворцева. Мнительный Гитлер не мог не насторожиться от одной подписи «De la Merveille», и в нем пробудилось чувство оккультного соперничества. Известно, что Гитлер был одержим какой-то манией, и не исключено, что это была мания Грааля. Не скрывается ли за так называемой гражданской войной в Испании стремление Гитлера завладеть замком Грааля Монсальват (де Мервей?) в Пиренеях? Так что по-своему вполне естествен вопрос Гитлера о местонахождении замка де Мервей, обращенный к господину де Мервей в России. Письмо Гитлера к Чудотворцеву (де Мервей) также свидетельствует о том, что Гитлер сомневался, можно ли захватить силой замок де Мервей, тем более Монсальват, и потому был не прочь приобрести его с миром, как бы двусмысленно это не читалось.