Памятуя об этом, Коуве вытянул руку и, едва дикарка опустилась чуть ниже, ухватил между ног. Его пальцы мгновенно нащупали крошечную шероховатую рукоятку, теплую от телесного жара. Миг – и в руке его очутился кинжал, извлеченный из невидимых ножен.

С губ шуарки сорвался рассерженный вопль, едва она поняла, что так дерзко ограблена. Сверкнули белые зубы. Она откатилась прочь, но Коуве по-прежнему крепко держал ее за запястье и перекатился за ней, используя рывок для того, чтобы вскочить на колени. Так они проползли фут-другой. Коуве стальной хваткой сжимал ее руки.

Потом он увидел глаза – распахнутые, полные страха.

– Пощади, – прошептала она. – Умоляю.

Коуве представил несчастных, которые просили о пощаде ее – просили, но не получали. Впрочем, сам он не изверг.

– Так и быть.

На какую-то долю секунды шуарка расслабилась. Воспользовавшись моментом, Коуве притянул ее к себе, всадив нож по самую рукоятку. Лезвие вошло между грудей. Индианка только охнула от боли и неожиданности.

– Быстрая смерть – вот твоя пощада.

Яд подействовал сразу. Ведьма вздрогнула и напряглась, словно по ее телу пробежал разряд тока. Коуве разжал руки. Отрывистый, сдавленный вопль – и она рухнула замертво.

– Хотя ты ее и не заслужила.

Коуве отвернулся и выбросил отравленное лезвие.

* * *

Тем временем шквальный огонь в лагере поредел до жидких хлопков. Чувствуя, что оборона долго не протянет, Фавре спешил скрыться с добычей.

Подобрав свой второй «узи», он увидел, как Нат пытается приподняться на локтях, сверля его ненавидящим взглядом.

Луи помахал ему на прощание, обернулся и… застыл на полушаге.

То, что он увидел в пяти ярдах от себя, казалось немыслимым. Там, под деревом, возникла человеческая фигура – бледная, почти неосязаемая.

– Луи…

Он попятился в ужасе. Призрак…

– Не надо, отец! – прокричал с болью в голосе Нат.

Фавре вздрогнул от неожиданности и тут же одернул себя. Нет, это не призрак! Карл Рэнд, да еще живой! Вот так чудо! Вот так удача! Он навел дуло «узи» на привидение. Фигура вытянула белую длань и указала налево.

Из-под куста на Фавре смотрел золотой ягуар, подобрав лапы. Под крапчатой шкурой ходили тугие мышцы. В мгновение ока он взвился в воздух. Фавре вскинул автомат и послал очередь навстречу летящей кошке, взметая опавшие листья пополам с грязью. Но тут что-то врезалось в него сбоку, повалило на землю, протащило и впечатало лицом в землю. Он хрипел и отплевывался на последнем издыхании. Чья-то неподъемная туша подмяла его под себя.

«Кто… Что…»

Луи вывернул шею.

Ему в лицо глянула черная звериная морда. Спину пронзили смертоносные когти.

«Господи боже!»

Затем перед ним возник первый ягуар, подступая все ближе и ближе. Луи выкрутил руку, силясь повыше поднять автомат, но не успел выстрелить, ослепленный адской болью. Зубы сомкнулись прямо на его кости и с хрустом вырвали руку из сустава. Луи закричал.

– Бон аппетит, – бросил Нат ягуарам.

Дальше можно было не смотреть. Один раз в передаче натуралиста он видел, как пара касаток забавлялась с тюлененком, прежде чем съесть его: подбрасывала в воздух, ловила, рвала на куски и подбрасывала снова. Буйство плоти и никакой жалости – одни дикие инстинкты. То же творилось и здесь, за его спиной. Ягуары с чисто кошачьей повадкой приканчивали Луи Фавре. Не просто пожирали, а творили свою звериную месть.

Нату было уже не до них. Он по-пластунски полз к Келли, волоча раненую ногу. Бедро раздирала боль, в глазах помутилось, но он должен был дотянуться…

Наконец Нат упал рядом с ней.

– Келли…

Она лежала все там же, истекая кровью. Услышав свое имя, Келли шевельнулась.

Нат подобрался поближе, заглянул ей в лицо.

– Мы ведь справились? – Ее голос был не громче шепота. – Лекарство у нас?

– Да, теперь люди его получат… И Джесси тоже.

Отец Ната тяжело подошел к ним и сел рядом на колени.

– Помощь идет. Держитесь, вы оба.

Нат с удивлением заметил Карреру, стоящую у отца за спиной.

– Сержант Костос нашел у наемников войсковой передатчик, – рассказала она. – Вертолеты уже полчаса как в пути.

Нат кивнул, прижимая к себе Келли. Ее глаза были закрыты. Потом и он сам ощутил, как проваливается в темноту, и только зов Фрэнка еще слышался где-то:

– Келли! Где Келли? Что с ней?

16 часов 45 минут

Лэнгли, штат Виргиния

Нат постучал в дверь дома О'Брайенов. Фрэнка выписывали из больницы, и Натан принес ему небольшой подарок. В свертке под мышкой лежала новенькая бейсболка «Ред сокс», подписанная всей командой. Нат постоял на пороге, глядя поверх ухоженной лужайки. Небо над ней подернулось тучами, предвестницами скорой грозы.

Нат постучал еще раз. Неделей раньше он навещал Фрэнка в «Инстаре». Новые ноги пока не окрепли, но Фрэнк уже довольно бойко расхаживал, опираясь на костыли.

– Физпроцедуры меня доконают, – жаловался он. – Мало того что эти вампиры в белых халатах сделали из меня решето…

Нат улыбнулся.

В течение нескольких месяцев доктора и исследователи пристально следили за регенерацией. Мать Фрэнка, Лорин, сказала тогда, что механизм прион-индуцированной регенерации, как у ее сына, до сих пор остается загадкой. Зато они смогли выяснить, что у здоровых людей, в противоположность старикам и детям с неокрепшим или ослабленным иммунитетом, никакой лихорадки не развивалось, даже наоборот – прионы обнаружили свойство регулировать иммунную активность, «разрешая» ускоренное деление клеток, необходимое для регенерации и заживления тканей.

Именно это чудесное исцеление и продемонстрировал Фрэнк. Тем не менее его приходилось регулярно поить разведенным молоком из орехов Ягги, чтобы держать процесс под контролем и не доводить до опухолеобразования, сгубившего Джеральда Кларка.

Даже теперь, когда регенерация удачно завершилась, Фрэнка по-прежнему пичкали ореховым молоком – чтобы избавить организм от прионов и привести иммунную систему в норму. И все же, каким бы прекрасным подопытным ни оказался Фрэнк, многое в природе прионов и их способе воздействия на человека так и осталось тайной.

– Мы пока далеки от ответов и еще дальше от моделирования возможностей дерева, – призналась Лорин. – Если эволюция Ягги проделала путь в сто миллионов лет, представьте, сколько нам придется его догонять. Когда-нибудь мы поймем, но не сегодня. При наших познаниях и опыте все это детские шалости против серьезнейшего биологического эксперимента.