Клепаная дверь тюрьмы начала открываться. По толпе пролетел гул предвкушения. Стали выходить какие-то люди. Первым выступил рыцарь из королевских судей, надзиравший за процедурой, за ним шел один из городских шерифов. Оба направились к лошадям, которых грумы держали для них наготове. Вышел бейлиф, за ним второй. И наконец узники.

Четверо из пятерых были бедными ремесленниками; пятый, судя по виду, – бродягой. Мастеровые одеты в рубахи, приталенные безрукавки до колен и шерстяные шоссы. Бродяга шел с голыми ногами, облаченный в лохмотья. Руки у всех оставались свободными, но на одной лодыжке имелись кандалы, соединенные цепью. Они молча взобрались в повозку, сопровождаемые бейлифами. Из толпы послышались ободряющие возгласы:

– Держись, Джон!

– Ты сдюжишь, старина!

– Молодчина!

Мартин Флеминг шел третьим.

Он увидел родных и печально, довольно тупо, на них уставился, но другого знака не подал. Те в своей скорби тоже не окликнули его. Но он уже шарил взглядом в толпе, будто что-то выискивал.

Выступил конюх, готовый вести лошадь. И в тот же момент в задних рядах зародился и начал разрастаться возбужденный гомон. Шериф раздраженно взглянул на шум, и на лице у него появилось удивление. Он что-то сказал королевскому судье, который тоже повернулся в седле посмотреть. Но их недоумение не могло сравниться с ужасом и ступором на бледном лице Мартина Флеминга, ибо он узрел близившееся видение.

Джоан шла медленно, но уверенно. На голове белый полосатый чепец в тон платью – позорный наряд шлюхи. В руках – по длинной горящей свече, знак покаяния. Несмотря на холод, она шагала к тележке босиком и остановилась до того, как королевский судья и шериф уставились на нее с высоты.

– Мое имя Джоан, я шлюха, – объявила она звонким голосом, чтобы слышали все. – Возьмет ли меня в жены Мартин Флеминг? – Взглянув юноше в глаза, она выразительно добавила: – Помни. Помни послание. Тебе нечего бояться.

Ошеломленная толпа на миг умолкла. Потом загудела. Узники глазели на Джоан. Бейлифы и конюх тоже вытаращились. Шериф и судья переглянулись.

– Что нам положено делать? – спросил шериф.

– Будь я проклят, если знаю, – ответил рыцарь. – Слышал о таком, но никогда не думал, что увижу.

– Она действует по закону?

Рыцарь нахмурился:

– По-моему, да. – Он глянул на Мартина в повозке, которому весьма сочувствовал, затем вдруг осклабился: – Я буду рассказывать эту историю годами.

Из толпы донеслись крики. Рыцарь обернулся. Вперед шагнул приземистый большеголовый человечек. Он побелел от смятения и неистово жестикулировал.

– Это моя дочь! – завопил он. – Мы уважаемая семья! – В ответ послышались смешки и свист. – Она ушла из дома всего день назад!

Снова крики.

– Хватит ночи! – напомнил кто-то.

– Клянусь, она девственница! – заорал красильщик.

Толпа разразилась хохотом. Джоан не смотрела по сторонам – только на Мартина Флеминга.

Ее отец был прав. Ни Булл, ни Силверсливз не причинили ей вреда. Ночной план сработал на славу. Покуда Дионисий боролся во мраке с одной сестрой Доггет, вторая проскользнула в мансардную каморку, надела такую же шелковую ночную рубашку, как у Джоан, и возлегла на ложе, тогда как сама Джоан, вошедшая вперед Силверсливза, спряталась под одеялом в углу и не дышала, пока все не кончилось и тот не заснул. Пьяный молодец взгромоздился впотьмах на девицу Доггет, и спозаранку сестры сидели внизу, покатываясь со смеху.

– Получилось! – галдели они. – Вышло! Вот умора!

Потом пообещали Джоан:

– Мы придем посмотреть, как ты спасешь своего висельника.

Но до сих пор так и не появились по той простой причине, что спали крепким и счастливым сном.

Взглянув на Джоан и ее смятенного отца, судья твердо заметил ремесленнику:

– Она либо проститутка, либо нет. А сколь долго – в этом я не вижу разницы. – Он повернулся к Джоан и мягко осведомился: – Можешь ли доказать, что ты шлюха?

– В «Собачьей голове» в Бэнксайде, – кивнула она. – Спросите епископского бейлифа.

Судья посмотрел на шерифа.

– Можно отправить мальчишку обратно в тюрьму, пока будем проверять, – предложил он. – Небось повесить всегда успеем, если она врет.

Шериф кивнул. Он наслаждался происходящим.

Но тут их размышления прервались свирепым воплем. То был ломбардец, только сейчас уразумевший, к чему идет дело.

– Нет! – заорал он, устремляясь вперед. – Эта девушка… – Ростовщик начал вспоминать слово. – Не шлюха! Все равно ходила замуж за него! Это притворство, commedia! – Он в ярости уставился на юного Флеминга. – Он вор! Должен взболтаться!

Судья глянул на итальянца, решил, что тот ему не нравится, и нехотя повернулся к Джоан.

– Ну? – спросил он.

И помощь вдруг явилась с неожиданной стороны: из толпы высунулась красная, прыщавая, бодро скалившаяся рожа. Это был Силверсливз.

Его прихода никто не заметил. Дионисий и впрямь не собирался к Ньюгейту и даже не помнил, что утром там будет казнь. Он шел к Вестминстеру поглазеть на парламентариев, когда заметил за собором Святого Павла людской ручеек, струившийся к Ньюгейту. И прибыл вовремя: увидел, как Джоан подошла к повозке, услышал ее требование и теперь, донельзя заинтригованный, узрел для себя возможность эффектно вмешаться. Делая шаг вперед, Силверсливз представлял, как о нем будет судачить весь Лондон.

– Это правда, господа! – крикнул он судье и шерифу. – Я Дионисий Силверсливз с Королевского монетного двора. – (Теперь его имя будет известно всем.) – Она шлюха. Я провел с ней сегодняшнюю ночь. – Перехватив взгляд Уильяма Булла и указав на него, Дионисий жизнерадостно воскликнул: – И он тоже!

Он сиял, распираемый восторгом.

На лице Джоан отразился ужас. Это не входило в ее планы, и она лихорадочно соображала. Она понимала, что проституцию придется доказывать, но эту задачу возложили на любезного Булла. Джоан была выбита из колеи, вид у нее стал виноватый и горестный. А что же несчастный Мартин, наблюдавший с повозки? Что ему думать? Охваченная страхом, она смотрела на него – только бы поверил, только бы понял!

Тут девушка услышала судью.

– Клянусь Богом, мы кое о чем забыли. – Теперь он обратился взором к Мартину Флемингу. – Похоже, юноша, что эта девушка – шлюха. Так вот: если оно правда, готов ли ты взять ее в жены? – Он выдержал паузу. – Имей в виду, что это означает свободу, – добавил он мягко. – Тебя не повесят.

А Мартин Флеминг лишь смотрел перед собой.

Парень не мог говорить и едва соображал. На пути к смерти, которой он вверил себя, явилась его чистая и обожаемая Джоан в постыдном одеянии шлюхи. Это настолько не укладывалось в голове, что он какое-то время не мог ничего понять. «Все будет не так, как кажется». Мартин помнил послание. Но как это возможно? «Ты должен ей верить». Ему хотелось. Наверное, вопреки всему, когда бы не выражение ее лица. Там безошибочно прочитывались вина и замешательство. И пусть сейчас она смотрела на него в отчаянии, что-то беззвучно выговаривая губами, он был уверен, что постиг ужасную истину.