– Ничего, Джеймс Тирелл сам следит за ее обходом, и, говорят, в верхних залах донжона всегда тепло и уютно.

Каждый день к замку тянулись вереницы крестьян, предлагая на продажу свой незатейливый товар. Джеймс отбирал самые свежие яйца, самое густое молоко, лучшую птицу. У королевы был прекрасный стол, уютное помещение, и если чего-то ей и не хватало, так это простора. И когда она совершала уединенные прогулки по стенам или глядела в узкое окно спальни на великолепные окрестные пейзажи – холмы с купами вязов, отражающую небеса зеркальную реку, разбитые на полосы наделов нивы, – она особенно остро ощущала себя пленницей. И тем не менее ее плен был бы куда тягостней, если бы не внимание Джеймса.

– Ты не опасаешься, что король узнает о том, что ты не слишком усердствуешь, чтобы погубить меня? – спросила его королева в одну из ночей, когда Дебора, скрепя сердце, все же вынуждена была проводить его к Анне.

– Пока нет. Король со своим двором отбыл в Лондон, да и мне он пока доверяет.

– А потом?

– С Божьей помощью придумаем что-нибудь и потом.

Когда Тирелл узнал о причине поездки Ричарда на Юг и поведал об этом Анне, она была поражена. Это казалось невероятным, и все же королева Элизабет покинула свое убежище в Вестминстере и проводит время вместе со своими дочерьми при дворе Ричарда Третьего.

– У горбуна есть много средств, чтобы заставить уступить вдовствующую королеву, – заметил Тирелл, когда они с королевой обсуждали загадочный поступок Элизабет. – Вам известно, каким даром убеждения обладает его величество. В свое время он многих удивил, женившись на дочери Уорвика. Возможно, он выманил королеву какими-то посулами, и женщина, более года вынужденная томиться взаперти, не видя иного пути к избавлению, приняла его условия. Хотя я не удивлюсь, что королеве просто пригрозили, что если она не пойдет на соглашение добровольно, то право санктуария[60]будет нарушено.

Анне беседы с Тиреллом доставляли искреннее удовольствие. Он был разумен и образован, недаром Ричард так долго держал его своим представителем в Королевском совете. Но, помимо долгих ночных бесед, была и страсть, и любовные утехи. Теперь Анна понимала, что имела в виду Джудит Селден, говоря, что Тирелл очень ласков. За его холодной, суховатой внешностью скрывалась страстная, мягкая натура. Приемыш палача… Наемный убийца… Анна забывала об этом, когда он обрушивал на нее шквал пылких и удивительно нежных ласк, и из королевы превращалась в дикую вакханку. Она и думать забыла, как все это ей необходимо, как она изголодалась по нежности и любви. Куда и девались ее вспышки раздражения, апатия, бессилие. Она словно заново открыла, что означает лежать на одном ложе с мужчиной и засыпать в его объятиях.

В камине согревающе горели огромные поленья. Анна лежала, закинув руки за голову с мечтательным выражением в полузакрытых глазах. Склонясь над ней, Джеймс шептал:

– Я не знаю, когда полюбил тебя. Наверное, в тот миг, когда ты ворвалась в комнату странноприимного дома в том монастыре. Ты глядела на меня, как на чудо. Потом глаза твои погасли, и я испытал еще больше свое одиночество. И я часто думал о тебе, а когда видел тебя хоть изредка, хоть издали, мне было трудно уйти, и я часто наблюдал за тобой, когда моя королева и не подозревала об этом. Порой мне кажется, что я любил тебя всегда. За слабость и невероятную силу, за мальчишеский смех, за очарование, доброту, за эту печаль в глазах.

Все знали о том, что Тирелл как комендант замка имеет свою комнату в донжоне. Однако любовники берегли тайну, и никто пока не догадывался, что странный Черный Человек порой по ночам поднимается в опочивальню королевы. Днем же при встречах они едва обменивались словами. И если Тирелл порой не мог отвести глаз от Анны, то она всегда умудрялась держаться с ним с таким холодом и отчужденным достоинством, что даже самые наблюдательные не могли бы ничего заподозрить. Порой Тирелл сам терялся от этого. Ледяной взгляд Анны как бы ставил его на место, напоминая, что, когда с рассветом уходят ее тоска и одиночество, она всегда вспоминает, кто он, а кто она. Став его возлюбленной, она тем не менее оставалась и его госпожой. Возможно, оттого, что ей до сих пор снился тот, другой…

Однажды ночью Джеймса разбудили мучительные стоны Анны. Она металась по кровати, а когда он стал будить ее, вскрикнула и несколько секунд сидела, не в силах справиться с тяжким волнением. В ту ночь она рассказала ему о том, о чем, как она думала, он не ведал. О своей жизни в Нейуорте, о Филипе Майсгрейве, о гибели маленького сына. О том, что принцесса Кэтрин, жизнью которой шантажирует ее король, – единственное, что осталось ей от прошлого. По щекам ее катились слезы, но в глазах была светлая печаль. Она уснула лишь перед рассветом, так и не позволив ему больше прикоснуться к себе. Когда ее настигало прошлое, в ее сердце не оставалось места для Джеймса Тирелла.

В то утро он пошел в капеллу замка и долго, до изнеможения, молился. Ни в минуту откровения, ни под пыткой он не сознался бы ей, что и он, пусть и косвенно, приложил руку к падению Нейуорта.

Были и другие вещи, о которых он ей не сообщал. О том, что к нему прибывали гонцы из Лондона и Ричард справлялся у своего верного Тирелла о здоровье супруги. Тирелл писал, что королева часто простужается, много лежит, но пока серьезных ухудшений в ее состоянии нет. Эти письма были продиктованы страхом, что Ричард отзовет его из Конингсбро и Анне приставят иного исполнителя воли короля. Не рассказал он ей и о приезде особого гонца, который привез ему порошок, который было рекомендовано понемногу добавлять в пищу ее величества, чтобы усугубить болезнь. Тирелл порошок взял, а затем пригласил гонца отведать с ним вина. Уже допивая бокал, тот ощутил странную горечь напитка и дикими глазами уставился на Черного Человека. А тот, схватив его, с силой запрокинул голову отравителя и насильно вливал ему в рот вино, пока у того не остановились в мертвом оцепенении глаза.

В Лондон же ушло сообщение о том, что гонец короля найден убитым и ограбленным дорожными разбойниками. Письмо было отправлено не с королевской быстрой почтой, а с торговцем из Шеффилда, едущим с обозом в столицу. Тирелл благословлял осеннюю распутицу и бездорожье, лишивших Ричарда возможности лично прибыть на Север.

Однако напряжение не оставляло Тирелла ни на миг. Он знал своего горбатого господина и понимал, что если в его душу закрадется хоть малейшее подозрение, то он, действуя наверняка, тайно подошлет еще одного убийцу или отравителя. Поэтому Тирелл неизменно встречался и беседовал со всеми, кто въезжал в Конингсбро, начиная от паломников и нищенствующих монахов и заканчивая крестьянами, продающими замку провизию. Теперь он лично следил за приготовлением кушаний, сам отведывал их перед подачей на стол, а Дебору попросил, чтобы она следила, чтобы, кроме нее, истопника и горничной, никто не поднимался на верхний этаж башни, а ключи от всех дверей всегда были у нее на поясе. Дебора сама не заметила, как ее неприязнь к Тиреллу постепенно исчезла, ибо сэр Джеймс был сейчас единственным, кто мог помочь Анне.