– Скоро вспышка, – предупреждает Рокки.

– Понял.

Вывожу петроваскоп на центральный экран. В других обстоятельствах я бы открыл его в боковом окошке, но Рокки в состоянии «читать» лишь то, что в центре. Как и ожидалось, на экране возникает лишь фоновое излучение на частоте Петровой, идущее от Тау Кита. Я сдвигаю и поворачиваю камеру. Мы намеренно заняли позицию ближе к Тау Кита, а не на предполагаемой орбите «Объекта А». Таким образом, звезда сейчас почти точно сзади, и минимальное фоновое ИК-излучение не помешает мне обнаружить вспышку двигателей эридианского корабля.

– Ну вот. Я примерно сориентировал нас на твой корабль.

Рокки сосредоточенно считывает данные со своего монитора.

– Хорошо. До вспышки тридцать секунд.

– Кстати! А как называется твой корабль?

– «Объект А».

– А по-вашему?

– Корабль.

– У твоего корабля нет имени?

– А зачем кораблю имя, вопрос?

– Кораблям принято давать имя, – пожимаю плечами я.

Рокки указывает на пилотское кресло.

– Как называется твое кресло?

– У него нет имени.

– Почему у корабля есть имя, а у кресла нет, вопрос?

– Забудь. Твой корабль называется «Объект А».

– Я так и сказал. Вспышка через десять секунд.

– Понял.

Мы умолкаем и напряженно всматриваемся в свои экраны. Я не сразу научился улавливать нюансы, но теперь точно знаю: когда внимание Рокки чем-то привлечено, его туловище подается к заинтересовавшему объекту и едва заметно покачивается взад-вперед. И если проследить взглядом вдоль оси покачивания, можно понять, что именно он изучает.

– Три… Две… Одна… Вспышка!

И тут же несколько пикселей на экране на миг загораются белым.

– Есть! – объявляю я.

– Я не заметил.

– Вспышка была неяркая. Наверное, слишком далеко. Погоди… – Я вывожу на экран картинку с телескопа и увеличиваю область, где мигнул свет. Осторожно двигаю объектив туда-сюда, пока не нахожу легкий просвет в кромешной тьме. Это тау-свет, отраженный от корпуса «Объкта А». – Да, мы действительно далеко.

– В жуках еще достаточно топлива. Все в порядке. Назови параметры курса.

Я сверяюсь с данными внизу экрана. Нам нужно лишь повернуть «Аве Марию» туда, куда сейчас смотрит телескоп.

– Угол рыскания плюс 13,73 градуса. Угол тангажа минус 9,14 градуса.

– Рыскание: плюс тринадцать целых семьдесят три сотых. Тангаж: минус девять целых четырнадцать сотых.

Рокки вынимает из держателей пульты управления жуками и приступает к работе. Попеременно включая и выключая двигатели жуков, он ориентирует корабль на «Объект А».

Для верности снова навожу телескоп на эридианский корабль и увеличиваю изображение. Корабль едва заметен на черном фоне космоса. Но он там.

– Углы ориентации верны.

Рокки напряженно нависает над рельефным изображением на своем мониторе.

– Я не определяю ничего на экране, – волнуется он.

– Разница в свете очень мала. Она заметна только человеческому глазу. Угол верен.

– Понимаю. Какое расстояние, вопрос?

Я переключаюсь на радар. Ничего.

– Слишком далеко. Мой радар не видит. Не меньше десяти тысяч километров.

– До какой скорости разгоняемся, вопрос?

– Давай… до трех километров в секунду. Тогда доберемся до «Объекта А» примерно через час.

– Три тысячи метров в секунду. Стандартная величина ускорения приемлема, вопрос?

– Да. Пятнадцать метров с секунду каждую секунду.

– Выдаю импульс на двести секунд. Приготовься!

Я замираю в напряженном ожидании: сейчас вернется гравитация.

Мы это сделали! Мы вправду это сделали! В маленькой камере на полу хранится спасение Земли!

– Ура! – поет Рокки. – Ура! Ура! Ура!

У меня сильно кружится голова, и, кажется, вот-вот стошнит.

– Да! Но мы еще не закончили.

Я пристегиваюсь ремнями к койке. Подушка норовит уплыть прочь, но я вовремя подсовываю ее под голову. Я слишком взволнован, но если сейчас же не лягу, Рокки станет ругаться. Вот ведь! Стоило всего-то раз чуть не провалить миссию, и теперь инопланетянин решает, когда мне пора спать!

– Таумеба-35! – гордо объявляет Рокки. – Потребовалось много-много поколений, но в итоге успех!

Научное открытие – странная штука. В нем нет момента озарения. Лишь долгое, упорное движение к цели. Но, черт, когда ты ее, наконец, достигаешь – это приятно.

Несколько недель назад мы вновь состыковали оба корабля. Рокки страшно обрадовался, получив доступ в просторные отсеки «Объекта А». Первым делом он вывел туннель к эридианскому кораблю прямо со своей территории на «Аве Марии». Таким образом, в корпусе моего корабля образовалась новая дыра. Но сейчас я полностью доверяю Рокки в любом инженерном деле. Черт, да если бы он решил сделать мне операцию на открытом сердце, я бы, наверное, не возражал. Парень – настоящий гений в своей области!

Так как наши корабли состыкованы, я не могу перевести «Аве Марию» в режим центрифуги, поэтому мы снова в невесомости. Но пока мы культивируем таумеб в вакуумных камерах, я могу обойтись без зависящего от гравитации лабораторного оборудования.

Несколько недель мы наблюдали, как таумебы постепенно становятся все более азотоустойчивыми. И сегодня, наконец, появились таумебы-35: популяция, которая выдерживает 3,5 процента азота при давлении в 0,02 атмосферы – то есть те же условия, что и на Венере.

– Можешь радоваться, – стоя возле своего верстака, говорит Рокки.

– Я, конечно, рад, – отвечаю я, – но нам надо довести процент до 8, чтобы таумебы могли выживать и на Терции. Так что мы еще не закончили.

– Да-да-да. Но сейчас важный момент.

– О, да, – широко улыбаюсь я.

Рокки возится с очередным новым устройством. Он все время над чем-то работает.

– Теперь ты сделаешь точную копию венерианской атмосферы и проведешь углубленные испытания таумебы-35, вопрос?

– Нет, – говорю я. – Мы продолжим, пока не выведем таумебу-80, которая сможет выживать и на Венере, и на Терции. И тогда я перейду к испытаниям.

– Понимаю.

Я поворачиваюсь к его части спального отсека. Теперь привычка Рокки присматривать за мной, пока я сплю, нисколько не пугает. Так даже спокойнее.