— Вы зачем там связываетесь с чекистами?

— Так Федорчук, значит, пожаловался вам, Петр Ефимович? — спросил я. — Что бы ему обратиться прямо ко мне? Или он меня не знает? Или уже совсем забыл? Или, может быть, ему стыдно? — продолжал я наступать на Шелеста. — А если то, что я утверждаю, выдумка, так он мог бы сказать об этом и мне лично, а не через первого секретаря ЦК партии.

Федорчука я знал еще по работе в КГБ: он был начальником контрразведки Группы советских войск в ГДР. Я тогда дважды инспектировал его и «воспитывал». А потом пришлось разбираться в неприятном деле, когда у него застрелился сын из его табельного оружия. Это была целая эпопея…

Мое чувство партийной дисциплины побуждало меня по-прежнему оставаться в Киеве. Первоначальный оптимизм и надежда на возвращение в столицу с годами уменьшались. Если сначала я верил в падение Брежнева и надеялся на новый ход в «большую политику», то позже готов был вернуться в Москву и без всякой серьезной должности в перспективе.

А Брежнев тем временем продолжал всюду расставлять своих людей, убирать неугодных и строптивых. Он был великий артист. Умел носить театральную маску на лице. За годы работы в Киеве я встречался с ним еще несколько раз, и всегда он вел себя на людях так, словно мы были лучшими друзьями.

— А ты никак поседел, — говорил он мне при встрече, которой суждено было стать последней.

— Еще бы! — отвечал я. — После всего того, что произошло, я рад, что у меня на голове остались хотя бы седые волосы.

— Это почему так? — удивлялся он. — Ты плохо себя чувствуешь? — продолжал притворяться генеральный секретарь.

— Не могу дождаться, когда все кончится.

Посмотрел на меня внимательно, видимо, не понял, что я имею в виду.

— Мое изгнание, — пояснил я коротко. — Да вы же сами хорошо знаете, о чем я говорю.

Но тут подошел В.В. Щербицкий, и разговор наш оборвался.

Чтобы понять, как низко пали при Брежневе органы КГБ и Министерства внутренних дел, достаточно для примера привести такую статистику: в различных закулисных схватках и расследованиях собственной рукой покончили с жизнью H.A. Щелоков и его жена, затем его первый заместитель и, наконец, позже заведующий сектором отдела Министерства внутренних дел в отделении административных органов Центрального Комитета. К этому числу следует прибавить и нескольких других, рангом поменьше, должностных лиц. Слишком много самоубийств по вине одного только, министра внутренних дел.

В самом конце брежневской эры закончил жизнь самоубийством и первый заместитель председателя КГБ генерал С.К.Цвигун. А товарищ председатель КГБ смотрел на все это молча. Собственно, как всегда…

Был май 1967 года. Киев был прекрасен — весна в полном разгаре, цвели каштаны, но на душе у меня было прескверно. На Украину я поехал в надежде, что проработаю там год-два, а задержался на целых четырнадцать лет.

Если раньше из Киева началось мое движение наверх, то теперь, побывав на высших этажах власти, я вновь опустился на грешную землю и опять оказался в Киеве. Круг как бы замкнулся.

Первые три года я был третьим первым заместителем председателя Совмина Украины. По местным масштабам высокий пост. Я занял не свободное место, а специально учрежденную для меня должность. В правительстве Украины уже было два первых заместителя и девять — просто замов.

Первое время все было очень непривычно. Телефоны, прежде звонившие, словно наперегонки, вдруг замолкли. Из множества регулярных контактов остался абсолютный минимум. Хотя я и находился в столице, но явно чувствовалась во всем провинциальность.

Семья осталась в Москве. Дети отказались ехать на Украину. Они выросли в Москве, учились в институтах. Там были их друзья. Жена преподавала в вузе, заканчивала кандидатскую диссертацию. Да и не хотелось нам верить, что ссылка продлится долго.

Здесь, в Киеве я, бессчетное число раз возвращаясь к прошлому, корил себя за помощь Брежневу в 1964 году. Но и тогда не сожалел о том, что участвовал в смещении Хрущева. Горько лишь было осознавать, что на место Никиты Сергеевича пришел именно Брежнев, оказавшийся легковесным для такой должности человеком, интриганом. Но тут же, возвращаясь к октябрю шестьдесят четвертого, я снова приходил к мысли, что на тот момент альтернативы ему не существовало…

Потребовалось больше года, чтобы привыкнуть к новому ритму жизни и работы. Прошло немало времени, прежде чем я втянулся в работу, снова ощутил свою полезность.

Как заместителю председателя Совмина Украины мне поручили, по совету П.Е. Шелеста, прежде всего курировать транспорт и связь.

Почему мне дали транспорт и связь? Не думаю, что кто-то вспомнил, что в семнадцать лет, в 1941-м, сразу после окончания школы я работал секретарем узлового комитета комсомола. Это было случайное назначение.

Но, оказывается, ничего случайного в этой жизни нет. Интересно, что когда в 1972 году Шелеста перевели в Москву и сделали заместителем председателя Совета Министров СССР, ему тоже поручили транспорт и связь. Это знак судьбы: ты не подумал, что и с тобой может случиться подобное, и получил то же самое. Действительно судьба.

Я курировал весь транспорт: автомобильный, речной, морской, авиационный, железнодорожный. Ведь на Украине шесть самостоятельных крупнейших железных дорог! Грузооборот на железных дорогах колоссальный.

Много сил пришлось вкладывать в развитие железнодорожного транспорта, что было связано с капитальными вложениями, со строительством и развитием вокзалов, паровозных и вагонных депо.

Тогда республиканские отраслевые министерства работали в тесной связи с союзными министерствами. Поэтому у меня была постоянная связь с министром путей сообщения Павловским и его первым замом Ундобиным. Они часто бывали на Украине, вместе мы проводили различные совещания, выезжали на места, надоедали друг другу по телефону.

Не всегда все решалось гладко и полюбовно. Часто приходилось «выбивать» из союзного Министерства путей сообщения средства и материалы на развитие ведущих железнодорожных узлов. Регулярно мы собирали совещания начальников дорог. Они всегда участвовали в заседаниях Совета Министров, что давало им возможность чувствовать пульс работы и жизни республики.

Тут я еще раз убедился, как много зависит от личности руководителя. Шесть железных дорог — шесть начальников дорог. Каждый из них — крупный организатор, влюбленный в свою профессию. Не могу не сказать о некоторых из них.

Крупнейшей, Донецкой железной дорогой руководил очень толковый и перспективный человек Преклонский. Он вполне мог бы стать министром путей сообщения СССР, но судьба распорядилась по-своему.

Много сил он вложил в развитие дороги, в обеспечение точного графика работы. На своей железной дороге он насаждал высокую культуру труда и отдыха. Был отличным спортсменом, прекрасно играл в теннис. По его инициативе в Донецке построили такие теннисные корты, что там проходили игры на первенство СССР и международные встречи. К несчастью, он попал в автомобильную катастрофу и скоро ушел из жизни.