– Моя оставшаяся в Казани родня страшно жалеет меня, – рассказывала Кира. – Они до сих пор не могут поверить, что я отправилась в эти гиблые, как они считают, места по доброй воле. Мой Артурчик тоже говорит, что сидеть месяцами безвылазно на далёкой санитарной станции для него пытка. А я счастлива! Я действительно нужна тут многим. Для меня жизнь бежит с безумной скоростью, каждый день расписан по минутам – утром обход дворов, затем прививки. После обеда составление отчётов, выезд в соседние кишлаки. Для местных жителей я живое божество, которое может остановить болезни, на протяжении столетий считавшихся здесь карой господней. Я точно не знаю, сколько жизней мне удалось спасти за время моей службы на станции Сырдарья, но думаю, что их сотни.

Тут Кира, опомнившись, смущённо покраснела.

– Ой, что это я расхвасталась! А вообще жаль, что нашу станцию закрыли – вздохнула она.

* * *

Ветер с озера трепал распахнутые полотнища, прикрывающие входы в палатки. По совету бывалых путешественников лагерь был разбит на возвышении, на хорошо обдуваемом месте, чтобы ветер отгонял мошкару.

Напевая, Кира раскладывала на расстеленной по земле кожаной скатерти продукты для ужина. Она отвечала за уют в «кают-компании» – так в шутку именовали места своих бивуачных застолий те, кто принадлежал к узкой группе людей, стоящих во главе экспедиции. В меню снова были консервы, да хлеб.

Кенингсону слуга, как обычно, накрывал стол отдельно от остальных. Но по заведённой им самим традиции археолог любезно прислал коллегам что-то со своего стола. Впрочем, и его питание состояло из тех же самых консервов.

Ягелло взялся разнообразить однообразный рацион и, взяв снасти, отправился удить рыбу.

– Если повезёт, побалую вас ухой, – пообещал он напоследок.

Кенингсону, который уже переоделся к ужину в серый сюртук, вдруг вздумалось помочь Кире. Это выглядело забавно – пока его собственный слуга сервирует стол для его вельможной особы, барин рядом играет в похожую игру.

Одиссей с Георгием собрали топливо для костра и вскипятили воду. В это время муж Киры – Артур Васильевич Каракозов – медлительный и флегматичный мужчина сидя расстеленной на траве шинели и, покусывая травинку, рассуждал, что не следует из слухов об оборотне создавать научные теории, как это пытаются делать некоторые заезжие исследователи.

Одиссею показалось, что камень брошен в его огород. Похоже, Кенингсон передал своим знакомым их недавний разговор, в котором Луков расспрашивал местного краеведа об известных ему случаях ликантропии.

– Насколько мне известно, в некоторых университетах Англии и Германии всерьёз занимаются этой проблематикой, – парировал Луков.

– В конечном итоге всё это лженаука, – небрежно заявил Артур Каракозов. Он расстегнул воротник рубахи, и лёг, уставившись своими синими глазами в небо. И продолжал рассуждать, глядя в безбрежную синь: – Оборотней не может быть ни в каком виде. Природа устроена так же просто, как чайник. Мы заливаем в него воду и ставим на огонь, а на выходе получаем пар и кипяток для чая. В биологии происходит почти тоже самое: великий механизм эволюции тот же чайник, в котором на протяжении миллионов лет «кипятятся» простейшие формы жизни, чтобы когда-нибудь с паром на поверхности жизни возникли такие сложноорганизованные организмы, как мы люди. Оборотни, как трансвидовые существа никак не вписываются в эту систему.

Как учёный, Одиссей отчасти разделял мнение мужа Киры, и всё-таки недавний случай с нападением тигра на село поколебал его сугубо материалистические взгляды.

– А вы не допускаете… хотя бы на йоту, что космос человеческой психики настолько мало изучен, что в нём могут таиться самые невероятные сюрпризы для вашего брата – исследователя?

– Сразу видно, что вы не естественник – надменно усмехнулся Каракозов, – а иначе вас бы не занимали подобные фантастические гипотезы.

– Прекрати, Артурчик! – строго приказала мужу Кира.

Каракозов с виноватым видом посмотрел на жену и пробурчал слова извинений. Одиссей принял их, но чувствовал себя немного уязвлённым…

Покончивший со своим ужином Кенингсон, присоединился к компании. Желая разрядить обстановку, он рассказал историю об одном русском майоре, которому довелось в одиночку лишь с проводником путешествовать по горам Гиндукуша. Они поднялись высоко в горы. Однажды майор залез в пещеру, где нашёл страшного грязного старика. Неожиданно одичавший отшельник укусил путешественника за руку. Через несколько дней майор испытал первый приступ странной болезни. Приступы становились всё продолжительней и тяжелей, и в конечном итоге майор стал превращаться в полнолунные ночи в оборотня и нападать на людей. Однако, по словам Кенингсона, это не помешало заслуженному офицеру благополучно выйти в отставку и вернуться в своё орловское имение.

– Одно время я даже был дружен с ним, – пряча улыбку в сонливой зевоте, закончил свой рассказ Адольф Карлович. – Соседи очень любили его за хлебосольство и начитанность. Даже избрали предводителем уездного дворянства. Одна напасть: никто не желал выдавать за него дочерей и наносить визиты накануне полнолуния.

Все посмеялись забавной истории, после которой всерьёз продолжать данную тему было уже не с руки. Можно было приступать к еде. Все начали устраиваться вокруг земляного «стола», где уже были расставлены миски и кружки, горкой громоздились ломти хлеба. Комиссар открыл ножом банку консервированной фасоли. Одиссей взял хлеб, положил сверху несколько кусков консервированной говядины и уже поднёс бутерброд ко рту, когда из-за кустов появился возвращающийся с рыбной ловли Ягелло. Однако в руках у него ничего небыло. Подполковник явно был чем-то встревожен. Он сразу отозвал Одиссея в сторону:

– Вы должны немедленно на это посмотреть. Идемте. Только захватите оружие…

Извинившись, и сославшись на срочную необходимость, Одиссей торопливо направился к своей палатке, рассовывал по карманам блокнот, карандаш, увеличительное стекло. Проверил револьвер и поспешил за подполковником. Георгий хотел сопровождать его, но Одиссей успокоил юношу, что через пятнадцать минут вернётся.

Они вышли к воде, от которой завеяло свежестью и прохладой. Одиссей с наслаждением ощутил запах рыбы и планктона. На мягкой глинистой почве отпечатались многочисленные следы копыт. Здесь красноармейцы поили и купали лошадей.

Вслед за провожатым Одиссей повернул вправо, и зашагал вдоль кромки воды. Берега озера местами заросли густым кустарником, а местами камышом. Временами под ногами колыхались и чавкали болотистые хляби. Почти из-под самых ног вспархивали с громким хлопаньем крыльев испуганные птицы. К лицу и другим открытым участкам тела липла противная мошкара.

Продравшись сквозь заросли, мужчины оказались на берегу маленькой бухточки. В этом укромном уголке было необычайно уютно: песчаный пляж зарос с одной стороны камышами, словно отгораживая живой изгородью этот райский уголок со стороны берега. Изумительно белый песок так и манил опуститься на него. И тут Ягелло ошарашил своего молодого спутника, указав ему рукой на какие-то отпечатки на песке. Это были тигриные следы! Они чётко отпечатались на песке.