– Поверьте мне, Рэй, сделаю это с превеликим удовольствием.

Папа! Он здесь. Я борюсь с туманом… борюсь… но снова проваливаюсь в забытье. Нет…

– Детектив, как видите, моя жена не в состоянии отвечать на ваши вопросы. – Кристиан сердится.

– Она упрямая молодая женщина, мистер Грей.

– Жаль, что она не убила подонка.

– Это означало бы для меня больше бумажной волокиты, мистер Грей…

– Мисс Морган поет как та канарейка. Хайд и вправду извращенный сукин сын. У него зуб на вашего отца и на вас…

Туман снова окутывает меня и затягивает вниз… вниз… Нет!

– Что значит вы не разговаривали? – Это Грейс. Она сердится.

Я пытаюсь пошевелить головой, но тело упорно отказывается исполнять посылы мозга.

– Что ты сделал?

– Мам…

– Кристиан! Что ты сделал?

– Я был ужасно зол. – Это почти всхлип… Нет.

– Эй…

Мир вращается и меркнет; я отключаюсь.

Я слышу тихие приглушенные голоса.

– Ты же сказал мне, что порвал все связи. – Это говорит Грейс. Голос ее тихий, укоряющий.

– Знаю. – В голосе Кристиана слышится смирение. – Но встреча с ней помогла мне увидеть все в новом свете. Ну, ты знаешь… с ребенком. Впервые я почувствовал… что мы делали… это было неправильно.

– Да, дорогой. С детьми всегда так. Они заставляют тебя взглянуть на мир совсем по-другому.

– Она наконец-то поняла… И я тоже… Я причинил боль Ане, – шепчет он.

– Мы всегда причиняем боль тем, кого любим, дорогой. Ты должен будешь сказать ей, что сожалеешь. И дать ей время.

– Она сказала, что уходит от меня.

Нет. Нет. Нет!

– И ты ей поверил?

– Вначале – да.

– Дорогой, ты всегда веришь худшему во всех, включая себя. Как всегда. Ана очень сильно любит тебя, и совершенно ясно, что ты любишь ее.

– Она была страшно зла на меня.

– Неудивительно. А я ужасно сердита на тебя сейчас. Думаю, можно по-настоящему злиться лишь на того, кого действительно любишь.

– Я думал об этом, и она раз за разом показывала мне, как любит меня… вплоть до того, что подвергла свою жизнь опасности.

– Да, дорогой.

– Ох, мама, ну почему она не просыпается? – Голос его срывается. – Я чуть не потерял ее.

Кристиан! Слышатся приглушенные всхлипы. Нет…

Ой, темнота смыкается. Нет…

– Тебе потребовалось двадцать четыре года, чтобы позволить мне вот так обнять тебя…

– Я знаю, мама… я рад, что мы поговорили.

– Я тоже, дорогой. Я всегда рядом. Не могу поверить, что скоро буду бабушкой.

Бабушка!

Сладкое забытье манит…

М-м-м-м. Его щетина мягко царапает тыльную сторону ладони, когда он прижимает мою руку к своему лицу.

– Ох, детка, пожалуйста, вернись ко мне. Прости меня. Прости за все. Только проснись. Я скучаю по тебе. Я люблю тебя.

Я стараюсь. Стараюсь. Я хочу увидеть его. Но мое тело меня не слушается, и я вновь проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь я от того, что ужасно хочу в туалет. Открываю глаза. Я в чистом, стерильном окружении больничной палаты. Кругом темно, не считая бокового освещения, и все тихо. В голове и груди – тупая боль, но это ерунда по сравнению с тем, что мой мочевой пузырь вот-вот лопнет. Мне надо в туалет. Я проверяю свои конечности. Правая рука саднит, и я замечаю, что от нее отходит трубка капельницы. Я быстро прикрываю глаза. Повернув голову – к моей радости, она меня слушается, – снова открываю их. Кристиан спит, сидя рядом со мной, прислонившись к кровати и положив голову на сложенные руки. Я протягиваю руку, снова порадовавшись, что тело меня слушается, и пропускаю сквозь пальцы его мягкие волосы.

Он, вздрогнув, просыпается и так резко вскидывает голову, что моя рука обессиленно падает на кровать.

– Привет, – сиплю я.

– Ана! – Его сдавленный голос полон облегчения. Он хватает мою руку, крепко стискивает ее и прижимает к своей шершавой, заросшей щетиной щеке.

– Мне надо в туалет, – шепчу я.

Он удивленно смотрит на меня, потом хмурится.

– Хорошо.

Я пытаюсь сесть.

– Ана, лежи спокойно. Я позову медсестру. – Встревоженный, быстро встает и протягивает руку к кнопке вызова над кроватью.

– Пожалуйста, – шепчу я. Почему у меня все болит? – Мне надо встать. Бог ты мой, я чувствую себя такой слабой.

– Ты хоть раз можешь сделать так, как тебе говорят? – раздраженно ворчит он.

– Но мне очень нужно в туалет, – сиплю я. В горле и во рту сухо, как в пустыне.

В палату стремительно входит медсестра. Ей, должно быть, за пятьдесят, хотя волосы иссиня-черные, а в ушах чересчур большие жемчужные серьги.

– Миссис Грей, с возвращением. Я дам знать доктору Бартли, что вы проснулись. – Она подходит к моей кровати. – Меня зовут Нора. Вы знаете, где вы?

– Да. В больнице. Мне надо в туалет.

– У вас катетер.

Что? Ну просто замечательно. Я смущенно смотрю на Кристиана, потом снова на сестру.

– Пожалуйста. Я хочу встать.

– Миссис Грей!

– Пожалуйста.

– Ана, – предостерегает Кристиан. Я снова пытаюсь сесть.

– Давайте я уберу катетер. Мистер Грей, уверена, миссис Грей хотела бы уединения. – Сестра многозначительно смотрит на Кристиана, отсылая его.

– Я никуда не уйду. – Он упрямо смотрит на нее.

– Кристиан, пожалуйста, – шепчу я, беря его за руку. Он коротко сжимает мою ладонь, потом сверлит рассерженным взглядом. – Пожалуйста, – умоляю я.

– Прекрасно! – раздраженно бросает он и проводит рукой по волосам. – У вас две минуты, – шипит он на сестру, наклоняется и целует меня в лоб, потом резко разворачивается и выходит из палаты.

Ровно через две минуты он влетает обратно, когда сестра Нора помогает мне встать с кровати. Я одета в тонкую больничную рубашку. Не помню, как и когда меня раздевали.

– Дайте мне, – говорит он и шагает к нам.

– Мистер Грей, я справлюсь, – ворчит на него сестра Нора.

Он бросает на нее враждебный взгляд.

– Проклятье, она моя жена. Я понесу ее, – рычит он сквозь зубы, отставляя с дороги штатив с капельницей.

– Мистер Грей! – возмущается сестра.

Он не обращает внимания, наклоняется и осторожно поднимает меня на руки. Я обхватываю его руками за шею. Тело мое жалуется. Господи, у меня все болит! Он несет меня в примыкающую ванную комнату, а сестра Нора семенит следом, неся штатив с капельницей.