— Но я не могу. — Мой голос вибрировал. — Я уже сказала вам, я не могу сделать это! Людям кажется, что это возможно, но они ошибаются. Вы не должны меня просить об этом, Ральф.

— Тогда вы просто лгунья и предатель Экра, — грубо сказал он. — и мне стыдно за вас.

Он рывком осадил лошадь назад, так что она даже присела на задние ноги, затем хлестнул ее кнутом, и она рванулась вперед. Но через три шага он круто повернул ее и снова оказался рядом со мной. Ральф возвышался надо мной на своей громадной вороной лошади и в упор смотрел на меня, одиноко стоящую в своем хорошеньком садике.

— В вас течет проклятая кровь Лейси! — закричал он. И помимо гнева в его голосе слышалось горькое отчаяние оттого, что он опять поверил нам и опять предан и что это из-за его ошибки Клари мертва и бедный Мэтью тоже. — Я ненавижу всех вас, проклятое отродье! — кричал он, как неистовый пророк.

Затем его лошадь одним прыжком перемахнула через стену и скрылась за деревьями. Я стояла не шевелясь. Мне казалось, что сердце бьется у меня в горле, и на лбу выступил холодный пот. Я знала, что все пропало. Все пропало по моей вине, и единственное, что я могла сказать, повторяя это снова и снова: «О, мне так жаль. Мне очень, очень жаль».

Мэтью хоронили на следующий день, и миссис Мерри, казалось, постарела на десять лет, когда комья земли застучали по его гробу. В изголовье могилы не поставили надгробного камня, но плотник сделал маленькую дощечку, на которой указали имя Мэтью, его возраст и дату смерти. Доктор Пирс ничего не сказал, когда увидел этот новый могильный холмик. Так же поступил и дядя Джон.

Каждый раз по дороге в церковь мы проезжали мимо свежей могилы, и я видела, как мама отворачивается и смотрит в другое окно. Я же всегда сидела с этой стороны экипажа, и мне отвернуться было некуда. Деревянная дощечка оставалась светлой, ей предстояло потемнеть только через несколько лет. Могильный холмик был голым. Возможно, позже здесь посадят цветы, а может, он просто зарастет сорняками и травой, как две соседние безымянные могилы.

Мне казалось, они взывают к отмщению. Это были немые свидетели власти Лейси. Проходя через церковные ворота, я оглянулась на свежую могилу. На земле виднелись свежие отпечатки, там, где миссис Мерри стояла на коленях на земле. И я отчетливо поняла, что, каких бы мне денег это ни стоило, если я ничем не могу помочь людям, мне лучше уехать отсюда. Ральф был прав: так много зла нельзя делать на своей земле.

Лицо дяди Джона было угрюмым, когда мы проходили по церкви к своей скамье. Место, где всегда сидела Клари и ее братья и сестры, пустовало, никто из Денчей не пришел в тот день в церковь. Я почувствовала, как на глаза мне навертываются слезы, и для поддержки обернулась к Ричарду.

Он шел, улыбаясь.

Должно быть, он думал о чем-нибудь своем. Должно быть, он был за мили отсюда. Мы шли по мертво молчащей церкви мимо опустевших скамей, а глаза Ричарда зло светились, будто от какой-то тайной радости.

Я шла, опираясь на его руку, и тихо пожала ее.

— Ричард, о чем ты думаешь?

Он глянул на меня, и восторг тотчас же исчез с его лица.

— Ты совершенно права, дорогая, — благодарно ответил он. — Спасибо за напоминание.

И он тут же принял торжественный и горестный вид, будто надел маску.

Идя по проходу, я подняла голову и встретилась взглядом с Ральфом. Его немигающие глаза смотрели мне прямо в лицо, и я почувствовала себя соучастницей обмана, будто бы только что пела и смеялась над чужим горем.

Мы не остановились поболтать после службы, и никто не подошел к дяде Джону или ко мне с дружески протянутой рукой. Все последние месяцы арендаторы, крестьяне или работники часто подходили ко мне со своими маленькими проблемами, но сегодня на церковном дворе нас словно не замечали.

Мы прошли мимо кучки людей, не обменявшись ни словом, и я увидела, как низко опустила голову мама, каким до смерти уставшим выглядел дядя Джон. Только голова Ричарда была высоко поднята, и его глаза смеялись. Улыбка его была чиста, как его безмятежная совесть.

Усаживаясь в экипаж, мама вздрогнула, будто от холода, и подняла воротник бархатного жакета.

— Это было ужасно, — тихо обратилась она к дяде Джону. — Совсем как в старые дни. Джон, если ваш план не осуществится, я хочу уехать отсюда сразу. Я провела половину моей жизни на этой земле, пытаясь наладить отношения с людьми, но нас поджидали неудача за неудачей. Если Экр останется несчастным по-прежнему, мы должны продать его и уехать.

Лицо дяди Джона выглядело изможденным.

— Селия, после всех наших планов… — отчаянно проронил он. Экипаж тронулся с места. Никто не махал нам вслед. — Я не верю, что это безнадежно. Сегодняшнее горе беспредельно, но это совсем не то, что было при Беатрис. То, что Мэтью Мерри покончил с собой, ужасно, но Лейси тут ни при чем. Просто мы с вами слишком суеверны. Я уверен, что дети настроены более оптимистично.

Мама и дядя Джон обратились к нам с Ричардом, ожидая услышать ответ.

Улыбка Ричарда была солнечной и дышала уверенностью.

— Конечно, — легко сказал он. — В Экре сейчас все недовольны, потому что испорчен праздник и им пришлось обойтись без пира. Но это не причина, чтобы мы винили в происшедшем себя. Если Клари Денч довела своего любовника до того, что он придушил ее, а потом повесился, то это грязная историйка, но она не должна отразиться на нас. — И он улыбнулся моей маме. — Тетушка-мама, не расстраивайтесь понапрасну. Лучше-ка съездите в Чичестер и сделайте несколько приятных покупок!

Мама улыбнулась в ответ, но я видела, что в ее глазах не было радости.

— А вы что думаете, Джулия? — поинтересовался дядя Джон.

Я минуту помолчала. Слышались только стук копыт по гравию аллеи и чавканье весенней грязи под колесами.

— Я согласна с Ричардом, — тоненьким голоском ответила я.

Я не хотела передавать дяде Джону, что Ральф умолял меня использовать мой дар для Экра и я отказала ему. Я не хотела рассказывать ему, что Ральф повысил на меня голос и проклял меня, а заодно и всех Лейси. Ральф обвинил меня в трусости и крикнул, что в горе, наступившем в Экре, есть моя вина. И что я отказала людям в помощи.

— Я согласна с Ричардом, — повторила я снова.

Рука Ричарда незаметно для окружающих скользнула в мою теплую муфту, и я почувствовала легонькое пожатие его теплых пальцев. Я украдкой бросила на него взгляд и поймала его дружескую улыбку. Он незаметно прислонился ко мне, так что я почувствовала его плечо. Экипаж приближался к дому под сенью зеленеющих деревьев вайдекрского парка, воздух был напоен пением птиц, и я знала, что единственным человеком, которому я могла улыбнуться, был Ричард. Поскольку только мы с ним знали всю правду. Отныне мы были партнерами и сообщниками в обмане.

Я рассчитывала, что Ричард останется дома на весь май. Но он получил письмо от своего куратора в Оксфорде, уведомляющее, что преподаватель греческого готов дать ему дополнительные уроки перед началом летнего семестра, и однажды за завтраком Ричард виновато улыбнулся маме и сказал: