У меня перехватило горло.

— Это было не так, — еле слышно прошептала я.

Ричард так тряхнул меня, что моя голова откинулась назад.

— Я имею все права на тебя, — хрипло выкрикнул он. — Ты специально оставила свои письма там, чтобы я нашел их. Ты вела дневник, чтобы я когда-нибудь прочел его. Ты делала это, я знаю, ты делала это специально. В надежде, что я стану ревновать. Ты интриговала против меня, хотела отобрать мою долю поместья. Но ты просто развратная маленькая шлюха, которая не может справиться сама с собой. Ни в поле, ни в беседке. Ты лежала там на спине и улыбалась. Ты обнимала меня. Ты просунула свой язык мне в рот, ты, грязная шлюха! Я даже не знал, что женщины так целуются. И это отвратительно! А потом ты понеслась в Мидхерст, чтобы заявить своему любовнику: «О, Джеймс, прости меня! Мы с тобой поженимся все равно, правда?» — Ричард говорил противным фальцетом, передразнивая меня. — Или что ты там еще собиралась сказать? «О, Джеймс, я не хотела делать это! Я думала, я — Беатрис!» Или: «О, Джеймс, я думала о тебе!»

— Это было не так… — пыталась возразить я.

— Конечно, ты бы хотела, чтобы это было не так! — грубо кричал Ричард. — Но ты громоздишь одну ложь на другую, Джулия. Я даже подозреваю, что ты вообще не осознаешь, где правда.

— Я люблю его, — сказала я. Я пыталась вдохнуть побольше воздуха, задыхаясь в душной комнате, где витал запах завтрака и злобы. Я вся дрожала и держалась за край стола, пытаясь найти опору. — Я люблю его. И я не хотела близости с тобой.

Ричард метнулся ко мне и, схватив меня за руку, потащил к двери и распахнул ее.

— Тогда ступай расскажи им, — прошипел он. — Расскажи своей мамочке и твоему дяде, что ты помолвлена с Джеймсом, и попроси их вернуть его обратно и снова назначить свадьбу. Если это правда и ты готова поклясться в этом, расскажи им все. Расскажи им, что ты была близка со мной, но не хотела этого. Скажи им, что я взял тебя силой. — Его голос на этих словах стал громче. — Скажи им, что я насильник!

Я бросила испуганный взгляд, пытаясь узнать, где находится мама и не слышит ли она этих слов.

— Расскажи своей матери, что я насильник! — повторил он, и от гнева его голос звучал все громче и громче. — Расскажи моему папе! А затем пошлите к дедушке Хаверингу и расскажите все ему! И пусть он отдаст меня под суд, чтобы меня повесили. Повесили за то, что ты удовлетворяла свою похоть с одним мужчиной, а выйти замуж захотела за другого! Если то, что ты говорила, — правда, то расскажи им сейчас. Иначе я всегда буду считать, что ты лгунья.

— Нет! — воскликнула я. — Нет, Ричард. Нет!

Я ухватилась за его сюртук обеими руками и попыталась втащить его обратно в комнату. Ричард сопротивлялся только для вида. Я поскорей закрыла за ним дверь и прислонилась к ней. Я так дрожала, что едва могла стоять.

— Пожалуйста, не говори таких вещей, Ричард, — принялась я умолять своего кузена. — Ты знаешь, я никогда не выдам тебя и ничего никому не скажу.

— Ты просто не осмелишься, — немедленно ответил он. — Ты сама знаешь, что это ложь, и тебе стыдно повторить это вслух.

— Это неправда, это неправда, — твердила я. Я чувствовала слезы на глазах, мои щеки были мокры, но я плакала совершенно беззвучно.

— Ты хотела меня, и ты была близка со мной, — холодно проговорил Ричард. — Всякое отрицание этого есть ложь.

Я склонила голову, слезы капали так быстро, что я не успевала вытирать их, и они оставляли пятна на моем утреннем шелковом платье.

— Ты согласна со мной? — И он встряхнул меня.

— Да, — ответила я, совершенно подавленная.

— Теперь ты ни за кого не можешь выйти замуж.

Я кивнула.

— Не забывай этого, — мягко добавил он.

Я опять кивнула.

— Джеймс Фортескью уехал. Уехал, и ты никогда больше не увидишь его. Ни один джентльмен в мире теперь не женится на тебе. Я похитил твою невинность, и ты моя. Ты принадлежишь мне.

Я не сказала ни одного слова. Тогда Ричард мягко поцеловал мою склоненную голову, вышел из комнаты и легко взлетел по лестнице в свою спальню. Ему надо было упаковать свои вещи и книжки для Оксфорда.

Как только Ричард уехал, я почувствовала себя плохо. Неожиданно наступившая прекрасная погода сделала изгороди возле домов совершенно зелеными и непроницаемыми. Все деревья нашего парка сладко пахли свежей листвой. Трава на выгоне неожиданно стала такой ярко-зеленой, что резала глаза. И Мисти гарцевала по обочине дороги так весело, будто бы молодая поросль щекотала ее ноги. Я, сгорбившись, сидела на ней, не боясь, но и не испытывая никакого удовольствия. Моя рука была тверда, и лошадь слушалась меня. Но я потеряла свою любовь к верховой езде. Я чувствовала себя так, будто было тяжелой работой добраться из одного конца поместья в другой. И я снова села на лошадь, потому что отправлялась в поле. Это советовал дядя Джон, и мама поддерживала его. Они оба считали, что я слишком бледная, и надеялись, что работа на земле вернет мне здоровый цвет лица.

Но вышло иначе.

Мы вновь и вновь пропалывали поля, пытаясь истребить толстые лопухи и хрупкие одуванчики, чтобы дать всходам свободно расти. Вовлечение меня в работу Экра было внезапным, и мне приходилось проводить в разъездах целые дни, проверяя овец с растущими ягнятами и тучнеющих коров, чьи животы были огромны и круглы.

Клари Денч не была забыта. Экр никогда ничего не забывал. Но по мере того как земля расцветала и наливалась силой, солнце светило ярче, а чистый ветерок, дующий с холмов, день за днем приносил все более теплую погоду, хмурые лица людей прояснялись, и никто не корил меня за то, что я отказалась искать подругу в царстве теней, используя свой дар.

Ральф Мэгсон тоже ничего не забыл. Его отношение ко мне изменилось, он воздвиг между нами стену официальности, которая была хуже, много хуже, чем вспышки его гнева. Хотя мы трудились на земле бок о бок, организуя работу и проверяя всходы и скот, он никогда не улыбался мне. И когда я однажды коснулась его руки, чтобы показать ему что-то, он без слов убрал ее. Его гнев был слишком глубок для любых извинений, а у меня не было ни сил, ни храбрости обсуждать то, что случилось, с Ральфом. На земле я выполняла работу, о которой он просил меня. Дома я чувствовала себя затворницей, довольной тем, что сижу в окружении четырех стен. Вся непокорность, вся сумасшедшая храбрость Лейси, казалось, оставили меня в это время расцвета, плодородия и благоденствия.

Настал самый разгар вайдекрского лета. В небесах носились стайки птиц, леса вокруг Вайдекра звенели их неумолчным щебетом. За все годы жизни здесь я никогда прежде не видела, чтобы трава росла буквально на глазах. Люди, работавшие на постройке усадьбы, оставались там допоздна, поскольку вечера стали светлыми. И казалось, что Холл растет так же естественно и неуклонно, как все остальное на нашей земле.

Мама объявила, что она намерена создать парк, достойный нашего прекрасного нового дома. Завязав потуже ленты шляпки, она отправлялась с тремя садовниками, чтобы присматривать за тем, как они приводят в порядок сад, придают форму кронам деревьев и выкорчевывают подлесок.