Эта проблема была приоритетной во время второго визита Рабина в Россию и, по сути дела, являлась причиной этого визита. Я не вмешивался в эту проблему и не высказывал никакого своего отношения к ней. Но на протяжении 1997 года эта проблема приняла новые и опасные для российско-израильских отношений формы. Неувязки и ухудшение отношений между странами могли оказать серьезное влияние на деятельность «Натива» в России. В качестве руководителя «Натива» я считал необходимым выработать формы и цели нашей работы с Россией в свете новых элементов в наших отношениях, поскольку это могло повлиять как на положение евреев в России, так и на их выезд в Израиль. Инициаторами нового подхода к России были бригадные генералы из Разведуправления Генштаба Яков Амидрор и Амос Гильад, оба бывшие начальниками аналитического отдела в Разведуправлении. На одном из обсуждений я услышал из уст Гильада заявление, которое меня удивило. Он утверждал, что Россия видит в Иране своего основного стратегического партнера на Ближнем Востоке и поэтому предоставляет Ирану технологии ядерного оружия и ракет дальнего радиуса действия. Я не выдержал и сказал, что только полный невежда может утверждать подобное. На мой вопрос, почему Россия заинтересована в этом, я услышал еще более нелепый ответ. Якобы Россия вооружает Иран ядерными технологиями, опасаясь влияния Ирана на мусульманское население России и его возможности привести к волнениям среди них. Я сказал, что это абсурд и глупость, и спросил, есть ли какие-либо сведения о попытках Ирана вести в России подрывную деятельность, особенно среди мусульман. Никто ничего не мог сказать по этому поводу. Я понял, что, как обычно у нас, выработали концепцию, без всякой попытки обосновать ее на основе фактов и серьезном профессиональном анализе.

Я указал на противоречие: Советский Союз, у которого были намерения экспансии и распространения своей идеологии во всем мире, и он был участником и инициатором вооруженных конфликтов во всех частях света, никогда не поставлял передовых военных технологий даже своим самым близким союзникам. Советский Союз никогда и никому не поставлял чего-либо, что могло служить созданию ядерного оружия. Что же вдруг Россия, у которой нет никаких экспансионистских намерений и уже нет никакой идеологии, которую бы она хотела распространять на другие страны, начала поставлять ядерные и ракетные технологии? Это же совершенно нелогично. Но ни у кого не было никакого ответа на мой риторический вопрос. Вместо аргументированного и профессионального объяснения я услышал бормотание, что Россия поставляет эти технологии, чтобы предотвратить деятельность Ирана среди мусульман России. Я продолжил, утверждая, что никогда за свою историю Россия не опасалась Ирана. Наоборот, это Иран всегда опасался России, у которой были намерения овладеть Ираном. Традиционно, в глазах России, угрозой с юга была Турция, и в свете военных конфликтов и войн на протяжении сотен лет, и из-за членства Турции в НАТО. Россия всегда видела в Иране не угрозу, а добычу, которой можно овладеть. Проблема с Ираном была не в России, а в Азербайджане. С точки зрения географии половина Азербайджана находится под властью Ирана. Государственные границы не соответствуют ни географическим, ни демографическим границам. Весь Северный Иран, к западу от Каспийского моря, населен азербайджанцами, и в Иране живет больше азербайджанцев, чем в самом Азербайджане. Были попытки религиозной деятельности Ирана в Азербайджане, но они были очень робкими и были резко подавлены азербайджанцами.

В конце концов я так и не получил ответа на вопрос, есть ли какая-либо информация о религиозной деятельности Ирана в России. Из моих контактов с работниками ФСБ я знал, что работники спецслужб Ирана почти не пытаются заниматься оперативной работой в России, особенно среди мусульманского населения. Конечно, была деятельность разведслужб Ирана в России, но очень ограниченная и довольно непрофессиональная и концентрировалась в основном на получении технической и научной информации и посещении соответствующих выставок и ярмарок, покупке патентов. Я пытался это разъяснить, но никто не хотел ничего слушать. По израильской традиции с концепцией не спорят. Из моего знакомства с Амидрором и Гильадом я знал, что они не склонны прислушиваться к другим мнениям, а тем более принимать чужую аргументацию. Один из бывших начальников Разведуправления Генштаба, один из лучших из них, рассказал мне, что он как-то сказал им обоим, что они не могут быть офицерами разведки. На их удивленный вопрос, почему, он ответил: «Потому что вы всегда уверены, что знаете все. Тот, кто уверен, что он знает все, не может служить в разведке». Сомнения, постоянная перепроверка, в основном контраргументов, – это необходимые качества работников разведки, особенно аналитиков.

Видя, что ситуация усложняется и ухудшает отношения между нашими странами, я попросил встречи с главой правительства Беньямином Нетаньяху. Во время встречи я объяснил ему, что не согласен с позицией Разведуправления Генштаба и считаю ее ошибочной. Я подчеркнул, что меня тревожит, что на основе ошибочной оценки будут предприняты действия, которые повредят отношениям между Россией и Израилем, и предупредил, что это может привести к нежелательным последствиям и может отразиться как на положении евреев России, так и на нашей работе в России. Я предложил ему разрешить мне проверить, на основе моих личных связей в государственных системах России, несколько случаев сотрудничества России с Ираном в производстве ядерного оружия и ракет. Тем более что у разведслужб Израиля, по их же утверждению, не было серьезных попыток наладить контакты с Россией по этим проблемам. Нетаньяху отнесся к моим словам с полной серьезностью и по-деловому. Он был согласен с опасностью ухудшения отношений с Россией. Он принял мое предложение и через несколько дней переслал мне несколько примеров для проверки в России.

Я вылетел в Россию и встретился с председателем правительства России В. Черномырдиным. В начале встречи я сказал ему, что для обеих сторон это серьезная проблема и что если наши отношения важны для обеих сторон, то мы должны попытаться решить проблему совместными усилиями. Я отметил, что есть только два способа решить проблему. Опровергнуть выдвигаемые нами претензии реальными фактами. Или, если наши претензии окажутся действительными в той или иной мере, немедленно исправить положение. Черномырдин подчеркнул, что хорошие отношения с Израилем очень важны для России и что он сделает все возможное, чтобы доказать, что наши претензии безосновательны, и выправить ситуацию. Он предложил мне остаться и присутствовать на его встрече с министром обороны Сергеевым, которая должна была начаться после нашей встречи. Я ответил, что я не могу встретиться с министром обороны России. Я объяснил, что я подчиняюсь премьер-министру, а отношения между премьер-министром и министром обороны Израиля Ициком Мордехаем довольно напряженные, и встреча посланника премьер-министра с министром обороны России может еще более осложнить их сложные отношения. Я, как подчиненный главы правительства, не имею права осложнять его отношения с его министрами. Мы договорились, что по этим проблемам я встречусь с руководством оборонной промышленности России и с начальником ФСБ. Черномырдин сказал, что он даст им соответствующие указания. Он выразил сожаление о том, что я не согласен встретиться с министром обороны, и пообещал поднять перед ним вопросы, которые мы обсуждали.