В то воскресное утро двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года в бою с наседавшим из-за Дуная и Прута противником пало более половины футбольной команды погранотряда войск НКВД УССР.

Вечный, низкий поклон отважным пограничникам 25-го погранотряда войск НКВД УССР, отразившим внезапное нападение румынских и немецких частей на советскую границу. На портовый городишко Рени почти у самого берега Дуная.

Здесь невольно вспоминается 1-я статья Пакта о ненападении: «Германский рейх и СССР ни при каких обстоятельствах не прибегнут к войне или к другому использованию силы в отношении друг друга…»

В течение всего дня со стороны границы шли повозки, их обгоняли санитарные машины и полуторки с ранеными. Единственное в Болграде трёхэтажное здание было переоборудовано под госпиталь. Самолёты с опознавательными румынскими знаками и немецкой свастикой пытались его разбомбить, однако получили отпор наших зенитчиков. На окраине догорали сбитые самолёты.

Город оказался в зоне военных действий. В военкомате шла мобилизация. Люди метались, как угорелые. К госпиталю без конца подкатывали санитарные машины, повозки с ранеными…

Сотрудник городского НКГБ, вернувшийся в Болград после командировки в Минск, пребывал в недоумении. Ещё семнадцатого июня в Минске вместе с представителями местных партийных и государственных властей он встречал на вокзале знаменитых мхатовцев: Москвина, Тарханова, Тарасову, Хмелёва и других. На перроне присутствовал высший генералитет военного округа Белоруссии. По указанию начальства командированный из Болграда вместе с красноармейцами помогал гостям нести их чемоданы, сопровождал в гостиницу.

Гастроли МХАТа проходили в зале ДКА с огромным успехом. Вечером двадцать первого июня давали пьесу Мольера «Тартюф». Во второй половине дня в штабе округа одному из офицеров приказали отправиться в ДКА проверить места для командования. Вечером во время спектакля он должен был находиться в ложе командующего, выполнять его поручения.

В театр он прибыл за два часа до начала спектакля. К этому времени к ложе командующего гарнизоном был подключён телефон ВЧ.

Командующий генерал Павлов, начальник штаба Климовских, член Военного совета дивизионный комиссар Фоминых, начальник Политуправления Лестев, начальник войск связи генерал-майор Вигорев с жёнами появились в зале за пять – семь минут до открытия занавеса. В ложе командующего уже сидел его порученец.

Командированный из Болграда впервые за время службы в округе увидел командующего войсками округа. Это был мужчина среднего роста, крепкого телосложения, с сосредоточенным взглядом и холёным лицом. Размеренные и неторопливые движения придавали ему крестьянскую степенность. Павлову можно было дать лет пятьдесят, хотя ему шёл сорок четвёртый год.

Спектакль длился около трёх часов с одним антрактом. Командующий из ложи не выходил. Порученец несколько раз приглашал его к ВЧ, сообщая, что из Москвы его просит то генерал Жуков, то маршал Тимошенко. После каждого разговора Д. Г. Павлов приглашал к себе генералов Климовских, Григорьева, дивизионного комиссара Фоминых.

После спектакля в буфете ДКА для мхатовцев был дан небольшой ужин а ля фуршет. В полночь командование покинуло театр.

В кабинете начальника ДКА дивизионный комиссар Фоминых распорядился:

– Завтра в одиннадцать часов доложить о состоянии спортивно-массовой работы в войсках.

Тревожные слухи о начале войны мешали сосредоточиться. Подготовка материала к завтрашнему заседанию заняла ещё час-полтора. Все вернулись домой уже на рассвете. А в 4 часа утра на Минск и другие города Белоруссии посыпались фашистские бомбы. По радиосети завыли сирены – сигнал воздушной тревоги.

В городе заполыхали пожары, появились первые разрушения, убитые и раненые. Поднялась суматоха. Это уже, без всяких сомнений, была настоящая война.

Артисты МХАТа спешным порядком были отправлены поездом в Москву и, как стало известно, благополучно добрались до столицы.

Гастроли МХАТа в Минске долгие годы вызывали неоднозначные мнения – был ли это акт, рассчитанный на дезинформацию общественности и зарубежных средств информации о том, что в СССР, в частности в Белоруссии, жизнь идёт в обычно порядке и никакой подготовки к войне не ведётся. Сталин пытался создать такое мнение в мире! Но это сказалось и на своих, не предававших серьёзного значения весьма острой обстановке на западной границе.

С раннего утра двадцать второго июня в штабе и политуправлении царила чудовищная суета – укладывали в ящики секретные документы, карты, уничтожали всё лишнее. Ящики грузили на машины и куда-то отправляли. Ещё вопрос: уцелели ли они? Отдельные войсковые части и диверсионные группы нацистов неожиданно появлялись, к удивлению, в тылу советских войск.

Около часа поступил приказ нескольким командирам выехать в казармы на Красноармейскую улицу – это около Оперного театра, – чтобы организовать приём беженцев из прифронтовой полосы, развернуть солдатские кухни, накормить женщин, детей, стариков, а затем отправить их поездами с одной из пригородных станций в тыл. Состояние людей было удручающим.

Днём бомбардировки города усилились. В ряде кварталов начались пожары. С каждым часом беженцев становилось больше. Эвакуация шла весь день и всю ночь двадцать третьего июня. Многие дома были разрушены, дымились, балконные двери с выбитыми стёклами, трепыхались от ветра. За ними зияли остатки развороченных лестниц. Около развалин ни души…

В здании штаба дежурный с повязкой сказал: «Всё начальство выехало в военный городок Уручье в семи километрах к западу от Минска, но пробудет там недолго. Немецкие войска уже заняли Брест, Волковыск, Белосток, Ломжу и продвигаются на восток. В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое июня многие жители побежали на Борисовское шоссе. А оттуда кто куда – в тыл страны».

В эвакопункте на дверях висело объявление: «Пункт закрыт. Беженцев принимают и отправляют на пригородной станции Озерище».

Из Уручья гружёные машины с ранеными в страшной спешке отъезжали в Борисов. Железнодорожные эшелоны с ранеными отправились в Пензу и Арзамас. Однако попали под обстрел неприятеля.

Вечером двадцать шестого июня, на пятый день военных действий, советские войска оставили Минск. Главное положение советской военной стратегии – вести бои по уничтожению агрессора на его территории, на деле потерпело крах.

В первую неделю боевых действий немецкие войска продвинулись на триста – четыреста пятьдесят километров в глубь нашей территории, а в приграничной полосе противник окружил несколько корпусов и дивизий, взял в плен тысячи солдат и командиров Советской армии.

Семьи военнослужащих из многих приграничных гарнизонов не были эвакуированы. Большинство из них попали к немцам. Судьба этих людей осталась неизвестной.

С двадцать четвёртого июня по третье июля штаб и политуправление фронта располагались в лесу, в двенадцати километрах восточнее Могилёва. Тридцатого июня генерал Д. Г. Павлов, начальник штаба генерал В. Е. Климовских, командующий артиллерией генерал Н. А. Клич, начальник войск связи генерал А. Г. Григорьев были отстранены от должностей, преданы суду Военного трибунала и по его скорому приговору расстреляны.