— Постарайся меньше крови. В плен сдаются — бери, они многие к нам пристанут, убегать будут — не гоняйся. Наша главная задача — достать врачей для батьки и Куриленки.

3 сентября Повстанческая Армия вступила в Старобельск почти без боя. Едва не половина вохровцев изьявила желание стать махновцами, другие во главе с командирами бежали на Луганск. Их и не преследовали. Местные врачи тут же начали оперировать Махно и Куриленку, дивясь почти одинаковости ранений. У обоих были прострелены ноги ниже колен. И чтоб хоть как-то ободрить оперируемых, говорили:

— Счастливчики, что по коленкам не угодило. А эти дырки скоро заживут.

Только одна «дырка» у Махно, пробившая щиколотку, вызывала у врачей озабоченность. Но об этом раненому не обязательно было знать.

Воспользовавшись остановкой в Старобельске в связи с лечением батьки, анархисты-набатовцы провели конференцию, на которой выработали программу действий на текущий момент. Вёл её старейший анархист, сокамерник по Бутырке и друг Махно Аршинов, которого Нестор всегда называл своим учителем.

Сразу по окончании конференции Аршинов пришёл в палату к Махно, лежавшему там с Куриленкой.

— Ну что нового, Пётр Андреевич? — спросил Нестор после первых приветствий.

— Есть хорошая новость, Врангелю не удалось пробиться на Кубань, убрался восвояси в Крым. 1 еперь дело за Назаровым.

— Ну этому Дона тоже не видать. Чёрт, как некстати мы с Василием схлопотали по пуле.

— Пуля всегда бьёт некстати, — улыбнулся Аршинов, присаживаясь на койку к Махно.

— Ну, Пётр Андреевич, рассказывай, что решили?

— А вот читай, — протянул Аршинов бумагу, исписанную чётким красивым почерком. Махно взял лист, пробежал глазами начало, позвал Куриленку:

— Вот слушай, красный командир, что решили на съезде. Это и наша программа: «Принимая во внимание, что Советская власть стала могильщицей революции, что война Советской власти с буржуа и белогвардейщиной не может служить смягчающим обстоятельством в нашем к ней отношении, конфедерация «Набат» призывает всех анархистов и честных революционеров к решительной и непримиримой борьбе с Советской властью и её институтами, не менее опасными для дела социальной революции, чем Антанта и Врангель...» Слышь, Василий Васильевич?

— Не глухой, — отозвался Куриленко. — На своей шкуре всё это испытал.

— А вот и про армию. «Набатовцы считают идеальной формой вооружённых сил революции Повстанческую Армию, организуемую снизу на добровольных началах. Никакая принудительная армия, в том числе и Красная, не может считаться истинной защитницей социальной революции. Она не соответствует сущности революционного дела на внешнем фронте, зато внутри страны является главным оплотом реакции». Не в бровь, а в глаз.

— Это точно, — согласился Куриленко. — Красная Армия в основном воюет со своим народом. Не удивительно, что замороченные красноармейцы так легко переходят к нам. Ты прочитай Аршинову стихи, он нынче заведует культурно-просветительным отделом, пусть оценит.

— Да я ещё только начало написал.

— Ну и что? Зато очень точно к теме анархистской конференции подходит. Андреич, попроси ты...

— А что? Почитай, Нестор, — попросил Аршинов.

— Я ещё не знаю, куда оно выльется, — пытался отвертеться Нестор.

— Ладно, ладно. Народ просит, не ломайся, батька.

— Чёрт с вами. Читаю: нам лукавить не с руки. Видим, как народ страдает. Словно ржа большевики Революцию съедают.

— Всё? — спросил Аршинов.

— Всё. Я же сказал, что только начало.

— Как напишешь, всё опубликуем в нашей газете. И Куриленко прав, это в струе нашей конференции. Будем считать, что ты, несмотря на ранение, принял в ней участие.

Врангель убрался с Кавказа, отказавшись от плана выхода на Кубань, но на своём левом фланге он продолжал наступление на север и уже подходил к Екатеринославу, всё ещё надеясь на соединение с Пилсудским.

Десант генерала Назарова был разбит махновцами и большей частью пленён. Офицеры, как водится, были расстреляны, но уже не по наитию, как раньше, а по постановлению специальной комиссии по антимахновской деятельности, возглавляемой Галиной — женой батьки.

Пока Махно лечился, армией командовал его заместитель Семён Каретников и, надо заметить, довольно удачно. В сентябре 1920 года Повстанческая армия не потерпела ни одного поражения.

За время лечения Нестор отрастил усы, и Белаш, явившийся наконец с докладом к поправлявшемуся командарму, не преминул заметить:

— Уж не вторым ли Будённым хочешь стать, Нестор?

— А иди ты, — отмахнулся Махно.

— Значит, в генералы захотел, — не унимался Белаш.

— Кончай зубоскалить, давай рисуй обстановку.

— А я не зубоскалю. Вот, читай Слащёвскую листовку, её белые клеят чуть ли не на всех столбах. Особенно подпись посмотри.

Махно взял листовку, прочёл подпись и на мгновение онемел, там было напечатано: «генералы Деникин, Врангель и Махно».

— Вот же с-суки, — выругался Нестор, — провокаторы! Ну если захватим Слащёва, лично изрублю на кусочки.

— Ты б текст-то прочёл, — посоветовал Белаш.

— Н-не хочу.

— Зря. Они там половину программы содрали у нас, обещая самоуправление снизу и землю тем, кто её обрабатывает. Белые хотят тебя окончательно поссорить с большевиками, раз в генералы произвели. И если на то пошло, то мы, Нестор, невольно служим Врангелю, громя красных.

— Но они же сами лезут в драку. Мне Каретник докладывал: передыха от них нет.

— Почему нет? С 16-го по 20-е не нападали.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я полагаю, пока Врангель не разбит, надо искать союза с красными.

— Ты думаешь, они пойдут на это?

— А куда им деться? Пилсудский заставил их подписать перемирие, которое наверняка нарушит, если белые смогут с ним соединиться. Большевикам сейчас не до жиру — быть бы живу: даже твой старый друг Троцкий начал писать в газетах, что, мол, не все махновцы плохие, есть среди них и хорошие.

— Ох, лиса.

— Конечно, лиса. Был бы при силе, по-другому бы разговаривал. Вспомни-ка прошлый год. Только заподозренных в сочувствии к нам расстреливали, не говоря уже о пленных повстанцах.

— А что, Виктор Фёдорович, попробуй связаться с Харьковом, закинь удочку.

— Попробую.

— Аршинову с Теппером скажи, пусть подготовят статью для «Повстанца» на предмет примирения с красными, чтоб совместными усилиями изгнать белых с нашей земли. Глядишь, нам и зачтётся, тогда можно было бы повести разговор об автономии екатеринославщины для устройства Свободной Советской Территории. Должны же мы довести до конца нашу анархистскую идею построения безвластного общества.