В том, с каким рвением Ежов оберегал личные дела ответственных работников НКВД, не было ничего удивительного. Рекомендуя ближайших соратников на те или иные руководящие посты, он не всегда знакомил Сталина с отдельными фактами из биографий своих выдвиженцев, опасаясь, что это может помешать их утверждению в должности. Кроме того, за последние годы чуть ли не на всех высокопоставленных чекистов были получены разного рода компрометирующие материалы (заявления, доносы и т. д.), поступавшие непосредственно в НКВД или пересылаемые из партийных и других инстанций. Часть из них попадала в личные дела работников, так что теперь, при желании, многих подчиненных Ежова можно было обвинить в неблагонадежности, а его самого — в укрывательстве политически сомнительных элементов.

Вся эта потенциально взрывоопасная ситуация с кадрами доставляла Ежову немалое беспокойство, осложняя его и без того непростые отношения со Сталиным. Однако, как оказалось, главная кадровая проблема подстерегала его там, где он ее совсем не ждал.

После того как в конце июня 1938 года Фриновский по распоряжению Сталина отправился на Дальний Восток разбираться с обстоятельствами исчезновения Люшкова, Ежов остался без первого заместителя. Возможно, основной смысл инспекционной поездки Фриновского в этом и заключался, поскольку создавшаяся в результате его отъезда ситуация как нельзя лучше способствовала реализации сталинского замысла — подбору нового заместителя наркома, который в дальнейшем, после ухода Ежова, принял бы на себя его обязанности по руководству НКВД.

Вообще-то кандидатура на пост первого замнаркома была и у самого Ежова. Разговоры о возможном переходе Фриновского в Наркомат обороны шли еще с осени 1937 г., и, на случай, если бы такое решение действительно состоялось, Ежов наметил в качестве возможной замены сначала Л. М. Заковского, а когда, в связи с арестом последнего, этот вариант отпал — своего давнего помощника М. И. Литвина. К лету 1938 г. Литвин, возглавлявший в то время ленинградское управление, рассматривался в НКВД как наиболее реальный кандидат на должность первого заместителя наркома. Ежов уже обсуждал данный вопрос со Сталиным, в ожидании вызова к вождю Литвин несколько раз специально приезжал в Москву, однако аудиенция так и не состоялась.

У Сталина имелись свои соображения на этот счет, и Литвин был, конечно, не тем человеком, которого он хотел бы видеть в качестве преемника Ежова.

В одной из бесед с заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым, состоявшейся, по-видимому, в конце июля 1938 г., Сталин дал ему поручение подобрать кандидата на пост первого заместителя наркома внутренних дел, который имел бы опыт работы в партийных органах и органах госбезопасности и которому он, Сталин, мог бы лично доверять.

К тому времени в составе высшей номенклатуры выдвинутым условиям соответствовали только два человека: первый секретарь ЦК компартии Грузии Л. П. Берия и первый секретарь ЦК компартии Азербайджана М. Д. Багиров, и, чтобы выбрать из них более достойного, Сталину совершенно не требовалось прибегать к помощи Отдела руководящих партийных органов. Однако использованная технология позволяла сделать вид, что речь идет об обычном кадровом решении, не преследующем каких-то далеко идущих целей. Ежову еще предстояло завершать начатую работу, и расхолаживать его раньше времени не было никакого смысла. Расчет строился, вероятно, на том, что через свои связи в Отделе руководящих партийных органов, который он возглавлял в 1935–1936 гг., Ежов наверняка узнает о полученном отделом задании, и это, с одной стороны, подготовит его к предстоящему событию, а с другой — ослабит возможные подозрения, поскольку, если бы речь шла о подборе будущего руководителя НКВД, Сталин вполне мог обойтись без чьих-либо подсказок, ввиду крайне узкого круга возможных кандидатов.

Маленков и его сотрудники остановили свой выбор на Л. П. Берии. Чекистский стаж у него был весьма солидный: с 1921-го по 1931 г. Берия работал в органах ЧК — ГПУ Закавказья, при этом с 1926-го по 1931 г. являлся председателем ГПУ Грузии, а с апреля по ноябрь 1931 г. возглавлял ГПУ всей Закавказской федерации. В конце 1931 г. он становится первым секретарем ЦК компартии Грузии, а в 1932 г. по инициативе Сталина, высоко оценивавшего его деловые и все прочие качества, Берия, не являвшийся тогда не только членом, но даже и кандидатом в члены ЦК ВКП(б), был назначен по совместительству еще и первым секретарем Закавказского крайкома, объединявшего компартии трех закавказских республик — Армении, Грузии и Азербайджана, и на этом посту он оставался вплоть до упразднения Закавказской федерации в 1937 году. Так что опыт партийной работы у него тоже был немалый.

Пользовался Берия и доверием вождя, о чем свидетельствовало хотя бы то, что он до сих пор оставался на свободе — среди первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий, занимавших соответствующие должности к началу «большого террора», это удалось очень немногим. Несомненным преимуществом Берии была также его относительная молодость (39 лет) и то, что, как и Сталин, он был грузином.

Правда, в 1937 г. одно время казалось, что Берия может пополнить собой ряды региональных руководителей, утративших доверие вождя. Сталину не нравилось, как в Грузии и в целом в Закавказской федерации возвеличивают Берию, приписывая ему все мыслимые и немыслимые заслуги в деле социалистического строительства. Однако Берия сделал правильные выводы, пригасил, насколько это было возможно, славословие в свой адрес, и вес обошлось.

На всякий случай Маленков поручил своему заместителю В. А. Донскому подобрать еще несколько кандидатур, чтобы у Сталина была возможность выбора. Шесть дополнительных претендентов не соответствовали условиям, выдвинутым вождем, но в Отделе руководящих партийных органов они считались перспективными кадрами, и, видимо, не исключалось, что кто-то из них может Сталина заинтересовать. Это были третий секретарь Свердловского обкома партии Н. И. Гусаров, ответственные организаторы ОРПО С. Н. Круглов и Н. М. Пегов и еще трое функционеров из номенклатуры Отдела руководящих партийных органов.

По-видимому, Ежову действительно стало известно о той неожиданной кадровой проблеме, с которой он мог столкнуться в самое ближайшее время. Возможно, его бурная деятельность в конце июля 1938 г. (о чем пойдет речь ниже) как раз и имела целью доказать, что со своими служебными обязанностями он справляется не хуже, чем раньше, и что никакие помощники со стороны ему совершенно не требуются.