Ночь прошла спокойно, а утром она пошла на поправку. Днем он выбрался в магазин и среди прочего купил ей пижаму – блекло-лиловую, цветом похожую на одно из ее платьев. Она не стала спорить, надела ее, с пристрастием рассмотрела себя в зеркале, хмыкнула и только после этого легла. В тот же вечер к слабеющему гриппу присоединилась женская немощь.

Еще три дня она провела в постели. Он, радуясь ее милым выздоравливающим капризам, укреплял ее куриным супом, рисом, овощами, фруктами и натуральными соками. На восьмой день она встала, и он, почувствовав, что заболевает, под невинным предлогом отпросился домой и там свалился в горячую, с головокружительными испарениями яму.

Через час после его сообщения она ворвалась в его квартиру и, раздеваясь на ходу, устремилась мимо опешившей Веры Васильевны к дивану, на котором он страдал.

– Ты меня обманул, противный мальчишка! – дрожал негодованием ее голос.

– Прости, я не хотел быть обузой, ведь тебе надо работать…

– Ты глупый, вредный, противный мальчишка! Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Какая обуза? Ведь я без пяти минут твоя жена! – возмущалась она, усаживаясь рядом и касаясь губами его лба: – У тебя температура…

– Я знаю… – подтвердил он, глядя на нее расплавленными жаром зрачками, в черной глубине которых пульсировал свет, питая дымчатую желтизну короны и сероватый аквамарин радужной периферии неугасимым обожанием.

Она переселилась к нему и стала готовить ему куриные котлеты, которыми и кормила его, прибегая с работы. Грипп обошелся с ним довольно милостиво, лишь в первые два дня оглушив температурой под сорок. Она с радостью возвращала ему заботу, находя в ней новое и тайное для себя удовольствие.

Вечерами, накормив его и обсудив новости, она оставляла его дремать в гостиной и уходила на кухню, где в компании с Верой Васильевной предавалась женским разговорам – странным и завораживающим, как фантастические танцы. Два голоса за дверью – серебристый и глуховато-медный то сходились в жеманном поклоне, пробуя паркет балансом галантного реверанса, то закрутив строптивый пируэт, разбегались, энергично кружась по грубоватому крестьянскому подворью. Они шли друг на друга грудью, а столкнувшись, единым фронтом грозили кому-то третьему. Победив, ликовали и тут же принимались жалеть о чем-то. То звенели с площади, то спускались в пещеру, то двигались плавно и красиво, то рывками и паузами. И было трудно угадать кто из них сейчас кавалер, а кто дама. Он вслушивался сквозь дрему в неразборчивую двухголосую партию и пытался понять, чем строптивая невеста покорила его мать. Наверное, той же болезненно искренней прямолинейностью натуры, которой страдала сама Вера Васильевна…

Вернувшись через неделю к ней на Васильевский, они решили собрать у себя на Новый год всех тех, кто был здесь год назад, с Юркой и Татьяной в придачу.

– Если ты опять тайком собираешься мне что-нибудь подарить, то вот моя просьба – давай купим вечернее платье! – опередила она его намерения.

И было куплено английское шелковое платье-футляр по колено длиной, серый беж с перламутром: с потайным корсетом, с отделанной кружевами талией, со щедрым передним вырезом и овальным задним до середины спины, с широкими крылышками-лямками на плечах, чем-то напоминавшими передник переодетой шоколадницей королевы. Когда она надела его, он, конечно, охнул, но не от ее привычного совершенства, а от того, что светский английский стандарт подтвердил этот факт до миллиметра. На сдачу он купил посудомоечную машину и лично установил ее в оставшееся до Нового года время.

Что современной женщине нужно для счастья, кроме чулок, белья, одежды, обуви, запахов, косметики, сумочки с ключами от квартиры и машины, полного холодильника, ненавязчивых подруг и любимой работы? Безусловно, мужчина, в чью ласковую заботу, вернувшись вечером домой, она может погрузиться, как в мягкое удобное кресло. А если, к тому же, это кресло богато, умеет готовить, убирать, мыть посуду, развлекать и доставлять бурные телесные наслаждения, то надо быть полной идиоткой, чтобы не дорожить им, даже если не можешь пока кинуться ему на шею и, не пряча сумасшедший взгляд, прошептать: «Я люблю тебя, Димочка!»

– Все забываю тебя спросить – как твой рынок поживает? – спросила она его накануне Нового года.

– Хорошо поживает. Так хорошо, что через полгода можно подумать о яхте и вилле в Испании… Ты помнишь, что я говорил тебе на юге?

– Я помню, Димочка, всё помню… – стала она серьезной.

– И что?

– Не знаю, пока не знаю…

– А я так думаю, что раз ты уходишь от Феноменко, почему бы тебе не попробовать открыть собственное дело в Европе? Деньги не проблема!

– Ты думаешь это так просто… – усмехнулась она. – Там люди с европейским образованием ждут годами, а я приехала – неизвестно кто, неизвестно откуда – и сразу в мэтры?

– Хорошо, можно попробовать через мои связи устроить тебя в какой-нибудь кабинет. Будешь там специалистом по России…

– Не знаю, Димочка, не знаю… Не готова я еще… – с виноватой улыбкой призналась она.

Днем тридцать первого, когда на кухне полным ходом шло превращение растительных и биологических форм в причудливые съедобные сочетания – занятие, которое человек придумал, чтобы хоть чем-то отличаться от животных, употребляющих то же самое в натуральном виде, ему неожиданно позвонила Галка.

– Здравствуй, Димочка, – сказала она, – это я…

– А-а! Привет, привет! – искусно справился он с удивлением и медленно направился в другую от невесты сторону.

– Извини, что беспокою, ты, наверное, занят… – виновато сказала Галка.

– Ну, что ты, что ты! Я рад! – воскликнул он, удалившись на достаточное расстояние.

– Я на минутку, чтобы поздравить тебя с Новым годом и пожелать всяких радостей…

– Спасибо, я тебя тоже поздравляю и желаю в новом году всего наилучшего! – лучезарным голосом, чтобы слышала невеста, воскликнул он. – У тебя все в порядке?

– Да, да, все хорошо! Я так рада слышать твой голос…

– Я тоже! Ты звони, не пропадай, хорошо?

– Хорошо… Ты тоже звони…

– Обязательно! Передай от меня своим привет и поздравления!

– Передам… Целую тебя. Пока…

– Я тоже! Пока!

– Кто это? – спросила невеста, когда он присоединился к ней.

– Один знакомый по институту. Сто лет не звонил! Я даже удивился… – небрежно ответил он и покраснел.

Она поглядела на него и ничего не сказала.

«Не удивлюсь, если звонила какая-нибудь его бывшая баба…» – на удивление мирно подумала она.

– Ты меня любишь? – неожиданно спросила она, чего никогда, никогда не спрашивала.

– Хм! – воззрился он на нее. – А если скажу, что не люблю – ты поверишь?

– Теперь уже нет! – совершенно искренне рассмеялась она.