«Я хочу, чтобы ты знал, как ей было больно. Я хочу, чтобы ты чувствовал. Как ты вообще посмел обречь ее на это? Оставить ее одну?»

— Сери… Сери!

Будь это иное слово, будь это чужой голос, он бы просто не услышал. Но в имени скользило столько растерянности, столько нежности и надежды, что он просто не мог пропустить. И слишком хорошо понимал ее чувства, чтобы не ответить.

«Я с тобой, мое сокровище!»

И сразу же почувствовал жуткую, пробирающую все тело боль. Сантан вцепился в самое уязвимое место для дракона — кость у сочленения крыла и тела. Повреди он ее, и путь в небо для Сери заказан. А уж убить дракона с такой травмой куда легче, тем более другому дракону. Так что у него не было другого выхода, как вцепиться Сантану в горло. Ох, потом зубы будут ныть от холодного!

Во рту тут же разлился солено-пряный вкус крови. Это подействовало для человеческой сущности Сери, как удар под дых. Она начала задыхаться и потеряла внимание, в то время как животные чувства заняли главенство. Втянув ноздрями острый запах крови и паленой шкуры, огненный дракон прикрыл глаза и, на мгновение расслабив хватку челюсти, в следующую секунду вгрызся в плоть еще глубже. Под зубами скрипнула кость позвонка. Упершись лапами в холодное тело противника, алый мотнул головой, разрывая плоть острыми клыками.

Теперь пришла очередь Сантану выть в голос, предварительно выпустив уже чуть хрупнувшую кость.

На этом драконы и разошлись. Пусть всего лишь на передышку. Сери чтобы погасить кровавые отсветы в глазах и оценить свои летательные способности. Сантан, чтобы начать первичную регенерацию разорванной шеи.

Вообще-то они еще долго могли так развлекаться. Драть друг друга как помоешные коты, а потом заниматься усиленной регенерацией. Ничего сложного, если ты накачан силами под завязку и зол. Это в прошлый раз Сантан быстро расправился с ослабшим, полуживым драконом. Он ведь даже не убедился, насколько мертв его противник.

И если одна часть Сери требовала для ледяного дракона долгой и мучительной смерти, другая умоляла о столь необходимом ему женском тепле. Он хотел как можно быстрее оказаться в ее объятьях, почувствовать всем телом пьянящую близость возлюбленной, коснуться белого шелка волос и, наконец, вспомнить прикосновения губ. А не торчать между небом и землей, выясняя кто тут самый крутой. И так понятно, что Сантан даже в очереди на это звание не стоял.

Пока драконы наворачивали круги, широко раздувая ноздри и демонстративно скалясь, Сери краем глаза взглянул на девушку.

Какой маленькой она ему показалась. Тонкая, заметно исхудавшая за это время, по человечески хрупкая, даже не смотря на покрывающую ее чешую. Руками она обхватила свои обнаженные плечи, скорее в нервном жесте, чем от холода. Серые крылья полощет ветер…

У асуров обычно темные крылья. За исключение стальных и ледяных. Ну и демонов света, но у тех крылья светятся так, что глаза режет. Вот и у его Андин мощные, тяжеловатые для нее крылья цвета серебра. Красивая! Вот только глаза испуганные.

Желание оказаться рядом с ней стало совсем нестерпимым. Поэтому Сери закинул голову и, далее не раздумывая, запел.

Через три удара сердца песнь подхватил Сантан, принимая вызов.

— Сери? — крикнула Алекс, когда они улетали.

«Жди меня, любимая. Я вернусь к тебе».

Белое безмолвие. На многие километры вокруг. Даже ветер, казалось, уснул. Только темнеющее небо и первые блеклые звезды.

«Дзинти, прошу, пригляди за Алекс».

— Это еще за кем приглядывать надо? — огрызнулась Александрит. А затем добавила так тихо, что он даже не услышал, а скорее почувствовал: — Только не будь моим сном.

Сери даже не задумывался — стоит ли совершать подобное. И чего это может ему стоить. Драконы такое ЧУВСТВУЮТ. Обычно им даже в голову не придет бросать сопернику подобный вызов, но иногда случаются моменты, когда это просто необходимо. Для дракона это так же очевидно, как и восход солнца. Их этому никто не учит, а прошедшие через это редко кому рассказывают.

Оба дракона одновременно начали опускаться к земле. Встали на снежные барханы напротив друг друга. Долго мерили глазами противника, словно взвешивая или готовясь писать портрет. Заглядывали в распахнутую душу.

Едва красный дракон скрылся из видимости, сомнения нахлынули на меня с новой силой. Я разрывалась между страхом, надеждой и подозрениями. Был ли он игрой моего болезненного воображения, так до конца и не поверившего в смерть этого желтоглазого пройдохи? Или все сомнения в его изворотливости глупы и не нужны? Что это было… мой самообман или действительность?

Я не хочу терять даже его призрак. И пусть это лишь мой сон, навеянный безраздельной тоской, отдам все, только бы он длился вечность.

Сколько мы стояли так, одеревенев от страха за самых близких и родных нам?

Кто мы? Я и Каянэт. Что бы там ни было, но драконы очень привязаны к своим детям. Вот и эта стерва замерла, вслушиваясь в магию.

Я не знаю, что доподлинно значила та тоскливая песня, резанувшая сердце острым холодом. Что-то болезненное чувствовалось в ее затейливых переливах. Словно стон. И боль, и смерть. Неужели он отважится так рискнуть?

Внутри все сжалось от страха. Обрести, чтобы снова потерять? И снова, и снова…

«Это был вызов, Александрит, — вмешался в неспокойный ход моих мыслей голос Дзинти. — На тот бой, что судят боги. Когда дракон выкладывает всего себя — любовь, боль, ненависть. Даже не понимаю, зачем Сантан принял вызов. От такого, конечно, не отказываются, но за ним столько всего… грязного».

Дзинти замолчал, обдумывая свои слова. Я же оцепенела от страха. Если принял, значит, на что-то надеется!

Время перестало иметь значение. Не могу даже представить, сколько прошло до того, как задрожал воздух. Затем он словно исчез, заставляя судорожно хватать ртом пустоту. Все вернулось так же резко, словно нахлынула мощная волна.

Ветер сбил меня с ног, заставив кубарем скатиться со снежного холма. Чуть подняв голову, я тут же прикрыла ее крылом, которое только чудом не сломала, пока падала. Но и это не спасло от вспышки света, проникшей сквозь закрытые веки. Глаза резанула боль.

Но как только она начала отступать, я встала на колени и полезла наверх по склону холма. Крылья сейчас только мешали, так что пришлось их убрать, позволяя ледяным ветрам холодить обнаженную кожу спины. Да еще глаза слезятся, то ли от световой вспышки, то ли от страха.

Небо до сих пор светилось — половина темно-синяя, затянутая предночной мглой, а вот другая… Такое ощущение, словно солнце сошло с ума и решило зайти на востоке. И это какой-то чокнутый закат. У самого горизонта он багряный, но дальше, смешиваясь со сферой неба, превращается в удивительно сиреневый.

Закинув голову, я позволяла слезам, льющимся из глаз, смешиваться с неожиданно разорвавшим небо дождем. Долина до самого горизонта превратилась в коричневую массу смешанной с талыми водами земли. Лишь кое-где лежали клочки грязного снега, каким-то чудом выжившего в этой круговерти.