НТР и тайно разместили на одной из военных баз. Это было временное решение, пока готовилось основное убежище. К сожалению, на шестой день пребывания в гостях, госпожа Лозовская была обнаружена вот в таком виде. Как и в предыдущих случаях, никто ничего не видел и не слышал, хотя за дверью всегда дежурило двое охранников, а достопочтенной габджу потребовалась не одна минута, чтобы самой себя удавить. Помимо этого отмечу, что в это время на базе находилось несколько телепатов ПсиКома, которые также ничего не почувствовали.

Сделав паузу, лектор отпила воды из стакана, после чего продолжила монолог.

— Стоит ли говорить, что это убийство стало звонкой пощёчиной всем вооружённым силам Республики, включая разведку, контрразведку и ПсиКом. Первые не смогли обеспечить безопасность охраняемого объекта, вторые ничего не разведали, третьи прошляпили вражеского агента, а может и не одного, в то время как четвёртые убедились, что псионики Теократии на болту вертели псиоников НТР.

Шуточка была из категории «за триста», но кадетам, внезапно осознавшим, что могучая военная машина, частью которой они скоро станут, далеко не так могуча, как казалось, требовалась разрядка и немного времени, чтобы переварить информацию. Майор в несколько глотков допила воду, вновь наполнила стакан и возобновила лекцию.

— Что особенно оскорбительно, Дальневосточная Теократия не сделала ни одного официального или неофициального заявления по поводу пребывания габджу Лозовской на военной базе Республики. И если до сих пор к подразделению «Синигами» относились больше, как к занозе в заднице, то после этого случая на расследование были брошены весьма значительные силы и ресурсы. Кроме того, республиканские учёные получили значительные гранты на разработку средств против псионического воздействия. И если со вторым появились определённые подвижки, то расследование первого до сих пор топчется на одном месте. Во всяком случае, с моим уровнем допуска ничего нового мне узнать не удалось, не говоря о том, чтобы рассказать что-то вам. Кстати, о секретности! Напоминаю, всё услышанное является военной тайной и не подлежит разглашению. Кадет Грэй, вам настолько скучно, что вы спите на моей лекции?

Последний вопрос был настолько неожиданным, что Саймон смог лишь недоумённо моргнуть, уставившись в глаза майору, что, казалось, смотрели сразу в душу, вызывая безотчётный страх.

— Хватит спать, кадет! ПРОСЫПАЙСЯ!

* * *

Открыв глаза, мутант с недоумением уставился на зелёную хвою. В голове ещё стояли образы аудитории, лекторши, одногруппников и приближающихся зачётов, но боль в затёкших конечностях быстро привела его в чувство. Кряхтя, он вылез из-под еловых лап, с хрустом потянулся и взглянул наверх. В просветах между ветвями виднелась насыщенная синева зимнего неба. Солнечные лучи играли с лениво качающимися на ветру верхушками. Иногда лучик попадал на ещё не растаявшую льдинку, зажигая на мгновенье маленькую звёздочку. Саймон вздохнул, всей грудью втягивая холодный воздух.

— Хороший день, — сам себе проворчал он. — Хороший день, чтобы всё закончить.

Может потому что последний сон оказался обычным сном, а не очередным кошмаром, ему удалось немного выспаться. Даже голова почти не болела — так, уже привычная тяжесть и пульсация. В честь этого оживился желудок, напомнив, что неплохо бы подкрепиться. Общим голосованием (один голос в голове «за», ноль голосов против, остальные на голосование не явились) было решено устроить горячий завтрак.

Быстренько набрав хвороста, Саймон развёл небольшой костерок, возле которого поставил греться банку тушёнки. Пока банка грелась, собрал спальник и, отфыркиваясь, умылся снегом. Завтракать пришлось не спеша, глотая тушёнку маленькими кусочками и периодически делая паузы, пытаясь удержать проглоченное в брюхе. За это время успел вскипеть котелок, в который мут закинул немного сушёных трав и сахара. В идеале хорошо бы чая или кофе, пусть и синтетического, но в деревенском лабазе, где он затаривался перед неудачным походом, не было ни того, ни другого. Дождавшись, пока травы заварятся, Саймон налил отвара в кружку, после чего поставил котелок с остатками отвара в снег, охлаждаться. Маленькими глоточками опустошил кружку, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло.

— Хорошо! — с удовлетворением повторил он.

Достав из пачки предпоследнюю сигарету, мут закурил и с наслаждением втянул дым в лёгкие. И сразу же закашлялся, с трудом удержав завтрак в разбушевавшемся желудке.

— Плохо, б…дь!

Докуривать пришлось осторожно, маленькими затяжками. Закончив отравлять организм, мутант слил остывшие остатки отвара во флягу, собрал вещи, забросал кострище снегом и неспешно двинулся вперёд. И всего через час пути вновь оказался на границе леса и Поляны, в середине которой рос Дуб. Вообще-то, это была самая обычная поляна и самый обычный дуб, хоть и весьма внушительный. Но, в своё время, когда он, то ли в третий, то ли в пятый раз вышел к лесному великану с зелёными, несмотря на зиму, листьями, Саймон назвал гиганта Дубом. А Дуб в рядовой лесной проплешине расти не может — исключительно на Поляне. Так мутанту подсказали голоса в голове, точнее — один особо гадский женский голос, чем сразу обгадил всё возвышенное и прекрасное в душе простого мужика…

Спустя несколько неторопливых минут он стоял под раскидистой кроной, поглаживая метки, вырезанные ножом на могучем стволе. Два заборчика по четыре колышка, перечёркнутые наискось длинными слегами, плюс ещё один колышек. Одиннадцать меток… Одиннадцать раз он выходил из леса на Поляну. Одиннадцать раз он подходил к Дубу. Как-то раз он решил расстрелять это гадское дерево, высадив сначала весь рожёк калибра 7.62, а потом добавив шесть выстрелов картечью из подствольного дробовика. В другой раз ему пришла в голову мысль срубить Дуб, но он так и не смог попасть по стволу топориком, зато чуть не разрубил себе ногу. Несколько раз мут разговаривал с лиственным великаном, как с разумным существом прося, умоляя, угрожая и оскорбляя. Пытался взорвать его гранатой, но почему-то бросил её за спину. Даже подумывал, чтобы его сжечь, но смог принести из леса лишь одну маленькую вязанку хвороста, которая так и валялась неподалёку.

Вздохнув, Саймон достал нож и вырезал вторую палочку рядом с одиноким колышком. Двенадцатая метка… Вновь проведя рукой по рукотворным шрамам, оставленным на коре, мут развернулся и направился обратно в лес. Сделал несколько шагов, остановился и, не оборачиваясь, бросил в воздух:

— Ну? Так и будешь молчать?

Тихий шелест дубовых листьев на ветру…

— Никаких язвительных комментариев, шуток или советов? Ни «здравствуй, дорогой», ни «до свидания»?

Где-то в чаще скрипнуло дерево. Каркнула ворона.

— Ну и пошла нахрен!

В двенадцатый раз попрощавшись с Дубом, Саймон принялся перебирать ногами в сторону опушки. На компас он уже давно не смотрел — вместо одной стрелки ему давно мерещилось штук десять,