– Я пристреляю его в деле, если придется.

2

– И что теперь делать? – вполголоса спросил Хрипатый Вогула, когда на берег спустились шестеро казаков и рассыпались по поляне, перебежками двигаясь между останцами и явно направляясь к столбам. А вслед за тем три десятка солдат расположились вдоль бортов лодок, направив ружья веером по берегу. И, если учесть вооружившихся пассажиров, получалось по десятку противников на одного засадника. Как ни крути, многовато, всех не перестрелять. С казаками еще бы справились, но эти чертовы солдаты – откуда они взялись в экспедиции?!

Вогул посмотрел на другую сторону поляны – там Анри поднял руки крест-накрест: все, надо уходить!

– Вот тебе и ответ, – злым шепотом бросил он напарнику. – Накрылась засада мохнатой звездой!

Хрипатый коротко хохотнул и, подхватив ружье, первым нырнул в заросли кустарника позади столбов. Вогул последовал за ним.

С Анри и Гураном они встретились у таежного зимовья в полуверсте от берега Лены. И тут Вогул дал волю своей ярости, схватив Гурана за грудки:

– Ты, елдак собачий, что обещал?! Самое лучшее место для засады?!

Гуран спокойно оторвал его руки от своей одежды и криво усмехнулся:

– Место – самое лучшее, тут и доказывать нечего. Купцы и почтовые лодки давно его облюбовали. Но кто ж знал, что будет столько солдат и что генерал такой боязливый?

– Он не боязливый, – задумчиво сказал Анри. – Просто он много воевал в горах. А солдаты не для охраны, иначе я бы о них узнал раньше. Наверное, их направили в какой-то гарнизон.

– Ладно, хрен с ними, – мрачно заключил Вогул. – Что дальше делать?

– Что делать? – пожал плечами Анри. – Возвращаться и ждать удобного случая.

– Ну уж нет! Когда он еще будет, удобный случай? – Вогул метался из угла в угол зимовья. Его хозяин, старый якут Афанасий, сидел в уголке, помалкивал и только следил узкими черными глазками за беспокойными гостями. А Вогула несло, он рычал: – Я хочу сейчас с генералом поквитаться и уехать к дьяволу из этой рабской страны.

– И куда же ты уедешь? – устало-насмешливо спросил Анри. Неудача засады словно опустошила его, навалилась апатия. – Опять пойдешь в Иностранный легион?

– А вот ему, твоему легиону! – Вогул выбросил вперед правую руку и рубанул по сгибу в локте ребром левой ладони. – Выйду к Охотскому морю и уеду в Америку. Там, в Охотском, говорят, много китобоев промышляет. Американских, английских, да и французских тоже. Грабят помаленьку Россию. Кто-нибудь да возьмет. Но сначала – генерал!

– Тебе на Охотский тракт надо, однако, – подал вдруг голос Афанасий.

– С самого начала надо было, – хмуро сказал Григорий. – А теперь как дотуда добираться? Как этих, – он кивнул на окно, – опередишь?

– Есть, однако, тропа. Я проведу, но большой деньга платить надо.

– Заплачу! – с надеждой вскинулся Григорий. – Гуран, Хрипатый, пойдете со мной?

– Чего не пойтить, – откликнулся Гуран, – ежели и нам добавишь. – Он потер указательным и средним пальцами о большой.

– Само собой! А ты как, Андре?

– Я бы лучше вернулся, но вижу, что остаюсь в одиночестве. Поэтому у меня нет выбора, иду с вами.

3

Все население Якутска высыпало на берег встречать караван Муравьева.

Павозки подходили к причалу на веслах. Пассажиры стояли на палубах, и кто-то любовался живописной россыпью по невысоким холмам бревенчатых изб Якутска, а кто-то, напротив, не мог расстаться с почти морской бесконечностью весеннего разлива.

Стоял теплый и светлый вечер. Половодье затопило правый низкий берег, и неоглядное водное пространство впереди, на севере, сливалось с прозрачно-голубым небом, а справа, на востоке, ограничивалось далекой тонкой черной полоской тайги.

Плохо поддаваясь на малом ходу рулевому управлению, павозки долго тыкались и елозили вокруг причала, прежде чем были брошены и закреплены на специальных тумбах швартовые чалки. Все это время на причале стояли, отдавая честь, несколько человек в мундирах и при шпагах.

Как только павозки отшвартовались и с них на настил причала легли сходни, стоявший впереди всех худощавый высокий человек взбежал на палубу и снова отдал честь:

– Начальник Якутской области Волынов. С прибытием, ваше превосходительство!

Они вместе сошли на причал, следом – остальные пассажиры павозков. Волынов сделал знак, и три якута – старый, молодой и мальчик – поднесли генерал-губернатору хлеб-соль. Народ на берегу весьма дружно прокричал «ура!».

– А где владыко Иннокентий? – спросил Муравьев. Ему очень хотелось поскорее встретиться с легендарным «апостолом Америки», как уже давно называли епископа Иннокентия Вениаминова, двадцать пять лет прослужившего в православной миссии в Русской Америке. Он прославился тем, что собственноручно выстроил церковь на острове Уналашка, самом большом из Алеутских островов, в одиночку объездил на байдарке все острова, проповедуя православие на языке, понятном аборигенам, – а языков там было почти столько же, сколько островов. Девять лет, как владыко Иннокентий стал епископом Камчатским, Курильским и Алеутским, а пять лет назад перенес свою резиденцию из Новоархангельска, столицы Русско-Американской компании на острове Ситха, в Петропавловск. О том, что «апостол Америки» находится в Якутске, Муравьев узнал от встреченных почтовых лодочников.

– Его преосвященство был здесь с визитом и отправился далее по своей епархии с апостольской миссией. Вы с ним можете встретиться в Камчатке.

Якутская область не входила в епархию Иннокентия, но генерал-губернатор хотел поговорить о включении ее в его епархию. Конечно, владыке и без огромной Якутии хватало пасомых земель, но, чуял генерал, не случайно, ох, не случайно заглянул епископ к соседям. Кроме того, было Муравьеву ведомо, что владыко еще в 1840 году, будучи в Петербурге, ратовал за возвращение Амура. Все вместе явно свидетельствовало о том, что столь авторитетный в Священном Синоде архиерей может быть в задуманном великом деле весьма и весьма надежным союзником. Генерал-губернатор рассчитывал переговорить с епископом и отправить отсюда в Петербург свои соображения, но теперь приходилось отложить намерения не меньше, чем на месяц, а то и два – раньше вряд ли удастся добраться до Камчатки. Что ж, остается заняться текущими делами. Он дал указания Струве по размещению участников экспедиции, а сам направился в областное правление.

Волынов, светясь добрыми глазами и мягкой, чуть заметной улыбкой, указал на стол, на котором возвышалась стопка пакетов:

– Извольте, ваше превосходительство, почта из Петербурга.

– Обогнала, выходит, меня, – усмехнулся Муравьев. – Что ж, посмотрим, чем нас столица порадует. А вы, Петр Игнатьевич, будьте любезны, организуйте чай. Покрепче, без сахара и с молоком.

Волынов поклонился и вышел из комнаты. Генерал сел за стол и углубился в бумаги. Первым делом вскрыл, конечно, пакеты с пометкой «Срочно». Что-то прочитал равнодушно и отложил, на некоторых листах сделал заметки на будущие действия… и вдруг лицо его покрылось пятнами, а потом и вовсе побагровело: