сел так, чтобы меня из кухни видно не было, прислонился к стене. Ушки — на макушке!

Женщины говорили негромко, и слышно было далеко не все. Надя что-то шептала Вере, та — негромко смеялась.

— Сколько ты говоришь ему лет? Да ну! Не может быть? Я думала — лет пятнадцать! Ишь какой сладенький мальчонка!

— Да он — как с цепи сорвался — по два раза в день спортом занимается! Говорит — вырасти хочу быстрее, чтобы девкам нравится.

Потом опять что-то невнятное… бу-бу-бу… смех негромкий.

— Нет, Надька… ты не права. Ну и что… — и опять бу-бу-бу.

— Да ладно тебе! Что тут такого-то! Ты бабок больше слушай, ага…

— Да ты сдурела, Верка… Светка вон узнает…, — опять бу-бу-бу.

— Ну и дура ты… Эх! Было бы ему года на два-три больше, хрен бы я так его отпустила… Мужики-то — козлиное племя, только о себе думают… А тут — молоденький, ласковый…, — вот же, блин… ничего не слышно…

— Ну смотри сама… Ага! Да-да! Что ты мне рассказываешь?! А то я не видела, как вы у черемухи тискались-облизывались…

— Пахнет? А я-то думала — показалось… Ну да, приятно так…

— Ну ладно… думай сама… но я бы на твоем месте… — черт, половины не слышу, но то, что слышу — Верунчик! ты — прелесть!

Фу-у-ух-х… еле успел перескочить снова на лавку и сделать вид, что дремлю.

Надя с Верой вышли на крыльцо. Вера весело и с интересом смотрела на меня, а Надя — опять румянцем покрыта. Но делает вид, что все — нормально.

— Ну что, засоня! Подремал? Вон, Вера тебе футболку погладила, одевай и пошли, горе ты мое… луковое.

Мы вышли за ограду, и Надя чуть задумалась:

— Слушай… А, пошли до «стекляшки» сходим, я мальчишкам своим что-нибудь вкусненькое куплю. Они у меня сладкое любят.

— Пошли, радость моя! Я с тобой, как телок на привязи — хоть весь день бродить готов!

Мы пошли, не торопясь, через Рощу, к мосту.

«Стекляшкой» у нас называли продуктовый магазин, за мостом, уже в Кировске. Квартала через два от моста.

Так-то все магазины горпо имели свои номера. У нас, в РТС, к примеру, магазин был за номером двадцать шесть. Но его называли — магазин РТС. Как магазины Дорстроя, Мелиораторов. Были и такие названия — «стекляшка» — потому как вся фасадная часть его была в окнах. Здание старое, еще дореволюционное, как бы — не купеческое, потому как обычные люди и окна в домах делали поменьше, да и оконные переплеты — не такие вычурные. Еще и ставни старые, посеревшие, но — все резные, красивые.

Еще были — «Гастроном», универмаг «Орбита» — эти новые магазины. «Гастроном» занимает весь первый этаж пятиэтажки, а «Орбита» — такой себе нынешний торговый центр, в два этажа, где на первом — мужская одежда и обувь, а на втором — женский зал. Магазин по местным меркам — огромный, и товаров в нем много.

Мы шли не спеша. Надя, к моему удивлению, задумавшись, взяла меня под руку. И мне было до одури приятно чувствовать тепло ее руки на своем предплечье. Что она там раздумывает интересно?

Так-то Верка — молодец, она направляла Надю на нужный мне путь. Только торопится я не хотел. Хочу я свою тетку очень! Но и скомпрометировать ее — не хотел ни разу. Здесь нужно как-то продумано действовать. Еще и тормозило то, что сама Надя — болтушка, может и сама, не подумав, брякнуть кому-нибудь что-то, или как-то по-другому выдать и себя и меня.

— Ну как тебе Верка? Как подстригла? — Надя смотрела на меня.

— Ну что тебе сказать… Сама Вера — женщина, конечно, интересная, — Надя фыркнула, — но… ты знаешь — она не совсем в моем вкусе. Вот ты, красавица — другое дело! Ты, прелесть моя, ну просто — ах! — Надя залилась румянцем, и ткнула меня кулачком в бок:

— Юрка, перестань! Как подстригла, я спрашиваю тебя? Нравится?

— Она — мастер конечно! А вот тебе — нравится?

Она остановила меня, развернула, чуть отодвинула от себя и покрутила из стороны в сторону, потом не удержала и рукой взлохматила мне волосы:

— Очень нравится! Здорово! И тебе — очень идет! Ты сейчас такой… смуглый на лицо, а волосы — выгорели. Здорово, правда!

Я придержал ее за руку, и прислонился к ее руке щекой, потерся… Потом чуть-чуть, только легким касанием губ, поцеловал ее руку.

— Юра-а-а! Ну прекрати, ну — прошу… Ну что ты… Увидит же кто-нибудь!

Совсем недалеко от нас — огромный черемуховый куст по центру Рощи. Метров тридцать на тридцать кустище, не меньше! И молодежь, чтобы потискаться, частенько его использовала. Там, в центре, даже лавочки стоят и столик небольшой — это я еще по прошлой жизни помню. И пацаны винишком там балуются тоже.

Я посмотрел на Надю, потом показал ей взглядом на куст. Типа — может туда?

Надя возмутилась:

— Вот еще — придумал! Мне что — пятнадцать лет, по кустам таскаться?

— Милая моя девочка! Ну а сколько лет тебе? Ну? Двадцать три? Ну и далеко ли ты ушла от пятнадцати. А?

— Все! Пошли! И больше мне даже не предлагай такого! Вот еще — нашел мокрощелку! — Надя решительно меня развернула и потащила за руку к мосту.

Мда… ну вот как быть? Домой к себе — она не приглашает. По кустам — ей, видите ли, возраст не позволяет! И что делать? Вот же черт! Нужно, нужно какое-то место для вот такого!

Когда дошли до развилки тропинок, Надя, чуть подумав, повлекла меня по той тропинке, что вела к пешеходному мостику через Аян.

— Прогуляемся! Ты же — не против? Погода вон какая замечательная! — Надюшка уже с улыбкой смотрела на меня.

— Я же сказал, Киса, с тобой — хоть до утра гулять готов!

— До утра он готов…, — Надя засмеялась и толкнула меня под бок, — а силенок-то хватит — до утра гулять? — и смотрит на меня так… что вот-вот, и я опять сорвусь…

— Зачем же ты мучаешь меня так, красавица? А про силенки — я молодой и выносливый!

Надя вновь берет меня под руку, и мы с ней медленно, гуляя идем по тропинке.

— Юр! А… сколько тебе лет? Ну…