«Ну, Додикович… жмот мелкий… Если что – „дымке“ тебя неотдам… сам задушу…»

Евтюховская моча тем временем опять же наперекор законамфизики не растекалась по полу, а собралась в объёмный шарик и в такой позициизамерла.

Скудин отозвался уклончиво:

– Хотели в район отдела кадров. Документы кое-какиезабрать.

Как говорил папаша Мюллер – что знают двое, то знает исвинья.

– Это в первый отдел, значит? – Евтюхов посуровели сделался подозрителен. – А я-то всё думал, чё это Собакин к тебе как кродному? Одного, видать, поля ягоды. Эй, Трат, где мент должен носить нож?

– В спине, Дормидонтыч, в спине, – с готовностьюподтвердил туалетчик. И успокаивающе похлопал Евтюхова по плечу: – Брось, незаводись. Нынче, говорят, время ком… кон… консенсусов. Опять же, уплочено. Незаводись…

– А я не завожусь. Я в глаза хочу посмотреть той гниде,что трёху мне впаяла за анекдот! – Сантехник засопел и жестом обличителяткнул пальцем в сторону Гринберга. – На ентова вон похож был, такой жечернявый… У, гад…

Впрочем, получив ещё одну сигару, сантехник подобрел,успокоил Гринберга, заявив, что тот вовсе не такой уж и чернявый, и сталпоказывать безопасную дорогу к бывшим скудинским владениям.

– Правее держитесь, возле стены, тогда не вляпаетесь. Встренемсячерез полчаса… тута… в зале энтой.

– Есть через полчаса.

До былой скудинской вотчины добрались быстро и безприключений, благо идти было совсем недалеко. Боря без труда подобрал отмычку искоро открыл тяжелую блиндированную дверь. Вор-медвежатник из него, верно,вышел бы классный…

Было темно, промозгло и очень не по себе. Чувство опасности,беды и постороннего присутствия физически давило, заставляло молчать,настороженно вслушиваться в гнетущую тишину. Однажды они совершенно так же, вКромешной черноте, сидели посреди африканских джунглей. Кишевших ядовитымизмеями, какими-то экзотическими лягушками, в каждой из которых содержалосьотравы пятьдесят слонов замочить… И ведь ни хрена, совсем не боялись. Некогдабыло. Только людоедски хотелось пить и есть, а все НЗ давно были прикончены.Гринберг, ориентируясь во мраке на звук, поймал рукой кобру. Знатная оказаласьзмеюка, длинная, толстая. Ей открутили ядовитую голову и с жадностью опробовалина вкус, пустили словно дружескую чашу по кругу…

Здесь было хуже. Значительно хуже. Каменные блоки, –потерявшие вес, странные дыры в бетонных стенах, не говоря уже о кривых лучахфонарей. Мир встал на голову. И от этого было по-настоящему страшно.

Однако в доме, даже брошенном, стены помогают. Ребята живоотыскали в эвакуационном бардаке нужные кассеты, убрали их в сумку и так жеосторожно, по стеночке, прокрались назад.

Сантехник с туалетчиком уже стояли в вестибюле, курилигринберговские сигары. Их рюкзаки непомерно раздулись от краденого.

– Сходили-то хоть удачно?

В голосе Евтюхова звучало уважение – что ж это за бумажкитакие, за которые дают триста баксов, ящик портвешка и два кило не ахти,правда, какой, но всё-таки жратвы. Важные, должно быть, бумажки! Не иначе,секретное что-нибудь!

– Каков стол, таков и стул, нейтрально отозвалсяСкудин. И полюбопытствовал: – А что, отцы, наверх подняться слабо? Этаж этак наседьмой?

Ему мучительно хотелось снова побывать в лаборатории Марины.Окинуть взглядом жирную копоть на потолке… Недавно ему опять приснился всё тотже сводящий с ума сон, и, насмотревшись на здешние невозможности, он почтиготов был поверить ещё в одно чудо. А что, если где-то там по-прежнему длитсяпожар, и она отбивается от огня рабочим халатом, и зовёт на помощь… зовёт…

– Э, мил человек, ты вон чё. – Евтюхов закашлялся,бросил окурок. – Мы ж не дурные, мы выше второго этажа не залазим. Тывидел когда, как фекалия по трубе сочится? Вначале жижа, само говно потом. Таки дымка. Сверху прёт, аккурат с твоего седьмого этажа, вся сила её там. – Онткнул пальцем в потолок, икнул и притопнул ногой: – Здеся пока ещё только слизьи вонь… Зато гляди какая. Ну-ка, посвети… – Евтюхов вдруг примерился ивзял за талию гипсового Ильича. С силой качнул. – Ишъ ты… неказист, аувесист…

Массивная статуя начала заваливаться навзничь.

Однажды Скудин видел на улице пьяного. Не то чтобы он их насвоём веку мало встречал, но тот попался особенный. Его качало, шатало, кренилотак, что, казалось, центр тяжести давно уже покидал площадь опоры, делаяпадение неминуемым. Ан нет – пьяница раз за разом выправлялся из самыхнемыслимых положений и «колыхал» себе дальше. Кудеяр тогда ещё подумал, что влюбом цирке такого эквилибриста оторвали бы с руками. Вопрос только в том,получилось бы у него в трезвом виде нечто подобное.

Вот и статуя бывшего вождя, вместо того чтобы с грохотомзвездануться на пол и разлететься в куски, опрокинулась на спину мягко иплавно, словно молодица в купеческие пуховики. Мгновение ничего не происходило…затем по мрамору пола побежали огоньки, в воздухе почудилось какое-то движение…и гипсовый Ульянов столь же мягко воспарил в прежнее положение. Живее всехживых! И поди-ка поспорь!

– А представляешь, что будет, когда вся дымка внизстечет? – Вернувшись к рюкзаку, Евтюхов кряхтя надел его, поправилподвернувшуюся лямку. – Содома с Геморрой. Ну, робяты, двинули на выход.Портвейн кончается, как бы не вляпаться нам…

– Этак от института скоро только стеныостанутся. – Скудин, шагая к машине, вдруг круто остановился и,повернувшись к Гринбергу, попросил: – Женя, дай денег, сколько при себе есть.Надо.

– На проезд разрешите оставить, товарищподполковник? – заныл было Гринберг. Вздохнул, скорбно поёжился, вытащилиз нагрудного кармана распечатанную пачку, потом из внутреннего – запечатанную.Всхлипнул и протянул Скудину: – Крест нательный снимать? Он у меня с мощами…

До сегодняшнего «мероприятия» денег у него Кудеяр не просилникогда.

– Мощи можешь оставить. К пиву, – в тон отозвалсяСкудин. – На проезд – не обязательно. Подвезу… Значит, так,братцы-кролики. Ждите меня в машине. Не скучайте, я скоро.

– Есть, – обрадовались Гринберг с Капустиным ирысью припустили в направлении Московского проспекта, туда, где былазапаркована «Волга». Там сидел и маялся, тревожась за них, Федя, и у него вмашине был заготовлен большой термос горячего сладкого кофе. Это было здорово.Два крепких, ничего по большому счёту не боявшихся мужика по не вполне яснойпричине продрогли так, что буквально зуб на зуб не попадал.

Скудин же снова включил фонарик и двинулся к хорошо знакомойпятиэтажной «хрущобе». Электрический луч распространялся в пространстве, как иполагается, строго по прямой. Видимо, на сегодня чудеса кончились.

В подъезде воняло помойкой. Внимательно глядя себе под ноги,Иван поднялся по лестнице, остановился, поводил фонариком – обшарпанные стены,грязь, мусор на полу, выцветшие цифры «пять» и «восемь» на облупленной двери…«Интересно, как живётся несчастным неграм в Гарлеме? Или они за такое жильё всуд на администрацию подают?..»