— Я не знаю.., я не...

— Тебя предупреждали, правда? — Келли открыл клапан и поднял давление до пятидесяти футов. Сосуды в сетчатке глаз лопнули почти сразу. Келли показалось, что он видит в зрачках что-то красное, расширяющееся в тот момент, когда тот, кому они принадлежали, издал ужасный вопль, несмотря на то что воздух покинул его легкие. Колени, ступни ног и локти забарабанили по стали. Келли немного подождал, прежде чем снова подал в камеру сжатый воздух.

— Говори мне все, что ты знаешь. Билли, иначе тебе будет еще хуже.

Теперь Билли признавался во всем. Информация, полученная от него, была во многом поразительна, но она не могла не быть правдивой. Никто не смог бы придумать такое, для этого требовалось слишком богатое воображение. Заключительная фаза допроса заняла три часа, причем только однажды Келли пришлось выпускать сжатый воздух, да и то на пару секунд — одного шипения было достаточно. Келли вышел из мастерской, изменил вопросы и задал их снова, чтобы убедиться, что ответы останутся прежними. Ответы остались прежними. Более того, задав видоизмененные вопросы, Келли получил дополнительную информацию, которая объединила в одно целое некоторые отрывочные данные, и окончательная картина прояснилась еще больше. К полуночи он не сомневался, что выжал из Билли всю полезную информацию, которой тот располагал.

Когда Келли положил, наконец, свои карандаши, его едва не охватило чувство простой человеческой жалости. Если бы Билли проявил хоть немного милосердия по отношению к Пэм, вполне возможно, что он повел бы себя по-другому, потому что полученные им раны, как сказал Билли, это не личная ненависть, а бизнес или, что еще точнее, — результат его собственной глупости, и он не мог заставить кого-то расплачиваться за последствия своих ошибок. Но Билли не пожелал на этом остановиться. Он подверг пыткам молодую женщину, которую любил Келли, и по этой причине потерял все шансы остаться человеком, а следовательно, и не заслуживал милосердия со стороны Келли.

Впрочем, это не имело значения. Повреждения, причиненные организму Билли, были неисправимы, и продолжали ухудшаться, по мере того как ткани, разорванные барометрической травмой, путешествовали по кровеносным сосудам, то и дело закупоривая их. Хуже всего это проявилось в головном мозге. Скоро невидящие глаза Билли показали, что наступило безумие, и хотя заключительный этап декомпрессии был медленным и осторожным, то, что появилось из камеры, уже нельзя было назвать человеком — впрочем, это не было человеком с самого начала.

Келли ослабил откидные болты на люке декомпрессионной камеры. Оттуда хлынул поток зловония, которого ему следовало ожидать, но по какой-то причине он забыл об этом. Увеличение и уменьшение давления в кишечном тракте и мочевом пузыре Билли привели к легко предсказуемым результатам. Позднее придется тщательно промыть камеру сильной струей воды, подумал Келли, вытаскивая из стального цилиндра бесчувственное тело и укладывая его на цементный пол. Он подумал — а не стоит ли на всякий случай приковать его цепями к чему-нибудь, но тело, лежащее у его ног, было бесполезным даже для своего владельца — суставы практически уничтожены, нервная система годна лишь на то, чтобы передавать сигналы боли. Но Билли продолжал дышать, и это самое главное, подумал Келли, отправляясь спать, довольный тем, что все наконец кончилось. Если счастье не отвернется от него, ему больше не придется заниматься подобными процедурами. При некоторой доле везения и хорошем медицинском уходе Билли сумеет прожить еще несколько недель. Если только можно назвать это жизнью.

Келли почувствовал некоторое беспокойство из-за того, что так хорошо спал. Не слишком здорово, встревоженно подумал он, что он может проспать не просыпаясь десять часов кряду после того, что он сделал с Билли. Странное время для пробуждения совести, сказал Келли своему отражению в зеркале, когда начал бриться. К тому же раскаиваться в этом слишком поздно. Если человек занимается тем, что мучает женщин и торгует наркотиками, ему следует подумать о всех возможных последствиях своих действий. Келли вытер лицо. Он не испытывал никакой радости из-за того, что причинил столько боли, — в этом он не сомневался. Просто ему требовалась определенная информация и он собрал ее, одновременно определил наказание, вынес приговор и привел в исполнение особенно подобающим и эффективным способом. К тому же Келли умел распределять свои действия по знакомым и привычным категориям, а это помогало ему без особого труда успокаивать свою совесть.

Наконец он должен был отправляться в путь. Одевшись, Келли накрыл брезентовым чехлом палубу на юте. Он уже сложил в чемодан личные вещи и перенес его в салон яхты.

В пути придется провести несколько часов — это будут скучные часы и больше половины пути в темноте. Направляясь на юг, к мысу Лукаут-Пойнт, Келли внимательно осмотрел кладбище кораблей у острова Бладсуэрт. Корпуса кораблей, построенных во время первой мировой войны, выглядели удивительно печально. Некоторые из них были деревянными, некоторые — из железобетона, что казалось в высшей степени странным. Все они уцелели, несмотря на массированные нападения немецких подводных лодок — первую такую кампанию в мировой истории, — но в мирное время их эксплуатация не окупала себя даже в двадцатые годы, когда матросы на торговых судах обходились намного дешевле, чем команды буксиров, плавающих ежедневно по Чесапикскому заливу. Келли поднялся на мостик и, пока автопилот удерживал яхту на прежнем курсе, приложил к глазам бинокль, потому что один из этих полуразрушенных кораблей мог представлять для него интерес. Впрочем, он не заметил там никакого движения и не увидел никаких катеров среди зарослей высокой травы и тростника на месте последнего пристанища кораблей, бороздивших некогда морские просторы. Этого следовало ожидать, подумал Келли. В конце концов, это не какое-то там постоянно действующее промышленное предприятие, хотя и послужило отличным укрытием для деятельности, в которой Билли еще недавно играл активную роль. Келли повернул штурвал, направляя яхту на запад. Это подождет. Келли заставил себя переключиться на другие мысли. Скоро он вольется в группу, станет снова одним из людей, похожих на него. Приятная перемена, подумал Келли, она позволит составить план дальнейших действий в успешно развивающейся операции.

* * *

Патрульных полицейских всего лишь информировали об инциденте с миссис Чарлз, однако уровень их бдительности повысился, когда они узнали подробности смерти парня, напавшего на нее. Дальнейших предостережений им не требовалось. Как правило, в каждой патрульной машине находилось двое полицейских, хотя случались и одиночные патрули, где за рулем сидел только один опытный или излишне самоуверенный полицейский (в последнем случае патрульный вел себя таким образом, что Райан и Дуглас пришли бы в негодование, стань свидетелями его действий). Если в патрульной машине было двое полицейских, как это и полагается, один из них подходил к подозреваемому, тогда как второй оставался рядом с машиной, держа руку на расстегнутой револьверной кобуре. Первый полицейский поворачивал бродягу к стене и обыскивал его, проверяя, нет ли у него оружия. Часто при обыске оружие находили, но, как правило, это были ножи. Если у пьяных бродяг когда-то и было огнестрельное оружие, они уже давно заложили его, чтобы купить спиртное или реже наркотики. В первую ночь обыску подверглись одиннадцать бродяг, двое из них были арестованы «за непристойное поведение» — так заявили полицейские. Но до конца смены никого подозрительного так и не обнаружили.