– Отвечать? – нарушил тишину корабль.

Консул прокашлялся.

– Подтверди получение сообщения, – сказал он. – Сообщи наши координаты. – Он вопросительно взглянул на спутников.

Арундес тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от кошмара.

– Очевидно, вы и раньше бывали здесь, в этом Рое.

– Да, – ответил Консул. – После Брешии. После того, как моя жена и сын… Короче, после Брешии я побывал в этом Рое и вел переговоры с Бродягами.

– Вы представляли Гегемонию? – спросил Тео Лейн. Тревога состарила молодого губернатора Гипериона, избороздив его лицо стариковскими морщинами.

– Нет, фракцию сенатора Гладстон, – объяснил Консул. – Это было еще до ее избрания на пост секретаря Сената. Ее соратники объяснили, что включение Гипериона в Протекторат может повлиять на исход политических распрей внутри Техно-Центра. Нужно только подбросить Бродягам информацию, которая побудит их оккупировать Гиперион. Что, в свою очередь, явится предлогом для вмешательства флота Гегемонии.

– И вы это сделали? – В голосе Арундеса не звучало никаких эмоций, хотя его жена и взрослые дети находились на Возрождении-Вектор – в неполных восьмидесяти часах от первой волны вторжения.

Консул откинулся на подушки.

– Нет. Я выдал Бродягам этот план. Они послали меня назад, в Сеть, в качестве двойного агента. Они действительно намеревались оккупировать Гиперион, но лишь когда сочтут это необходимым.

Тео, сцепив пальцы, откинул голову:

– Значит, все эти годы в консульстве…

– Я ждал известий от Бродяг, – спокойно договорил за него Консул. – Видите ли, у них имелось устройство, способное разрушить антиэнтропийный барьер вокруг Гробниц Времени. Распахнуть Гробницы, когда Бродяги будут готовы. Снять оковы с Шрайка.

– Значит, это сделали Бродяги, – сказал Тео.

– Нет, – невозмутимо возразил Консул, – это сделал я. Я предал Бродяг так же, как до того – Гладстон и Гегемонию. Я застрелил женщину из Роя, которая настраивала устройство… Ее и техников, что были с нею… Затем включил устройство. Антиэнтропийные поля исчезли. Было организовано последнее паломничество. И Шрайк вышел на свободу.

Тео смотрел, не отрывая глаз, на бывшего наставника. В зеленых глазах молодого губернатора было, скорее, недоумение, чем гнев.

– Но почему? Почему вы сделали это?

И Консул рассказал им, коротко и бесстрастно, о Сири с Мауи-Обетованной и восстании против Гегемонии. Восстании, которое не прекратилось и после смерти Сири и ее мужа – деда Консула.

Арундес поднялся с дивана и подошел к окну. Солнечные лучи играли на его одежде, на темно-синем ковре кают-компании.

– А Бродяги знают, что вы… натворили?

– Теперь знают, – ответил Консул. – Я рассказал об этом Свободному Ванцу… и другим… сразу же после нашего прибытия.

Тео мерил шагами нишу.

– Значит, встреча, на которую мы собираемся, может окончиться судебным разбирательством?

Консул улыбнулся.

– Или казнью.

Тео остановился, сжав кулаки.

– И Гладстон знала об этом, когда просила вас еще раз отправиться сюда?

– Да, конечно.

Тео отвернулся.

– Просто не знаю, чего вам пожелать – казни или помилования.

– Я сам не знаю, Тео, – с горечью отозвался Консул.

– Ванц, кажется, говорил, что собирается прислать за нами судно? – сказал Мелио Арундес.

Что-то в его интонации заставило обоих мужчин подойти к окну. Небесное тело, на котором они находились, было астероидом средней величины, окруженным силовым полем десятого класса и терраформированным многовековым трудом ветра, воды и дотошных инженеров. Солнце Гипериона висело над пугающе близким горизонтом. Сплошные травяные заросли колыхались на ветру, и по этому лугу струилась то ли широкая речушка, то ли небольшая река. Вода текла к горизонту, а там, казалось, воспаряла к небу, превращаясь в опрокинутый водопад, и уходила все выше и выше, пересекала далекую мембрану силового поля и исчезала в космической тьме.

По этому бесконечно высокому водопаду спускалась лодка. На носу и корме виднелись человекоподобные фигуры.

– Боже! – прошептал Тео.

– Нам лучше приготовиться, – деловито сказал Консул. – Это наш эскорт.

Солнце зашло удивительно быстро. Последние лучи пронзили водяную завесу в полукилометре над сумрачной поверхностью астероида, и в ультрамариновом небе расцвели радуги, настолько сочные и густые, что дух захватывало от их красоты.

Часов в десять меня будит Хент. В руках у него поднос с завтраком, в темных зрачках – ужас.

– Где вы раздобыли еду? – спрашиваю я.

– На первом этаже. Там что-то вроде маленького ресторана. Все стояло на столе, уже горячее, но людей не было.

Я киваю.

– Мини-траттория синьоры Анджелетти, – поясняю я. – Готовит она так себе.

Как беспокоило доктора Кларка мое питание! Он считал, что чахотка гнездится в моем желудке, и держал меня на голодном пайке – молоко с хлебом, изредка – пара костлявых рыбок. Странно, но многие болящие сыны и дочери человеческие накануне воссоединения с вечностью более всего сокрушаются из-за расстройства кишечника, пролежней или несъедобных обедов.

Я снова поднимаю глаза на Хента.

– Что с вами?

Помощник Гладстон подходит к окну и принимается созерцать площадь. Оттуда явственно доносится журчание проклятого шедевра Бернини.

– Пока вы спали, я ходил прогуляться. – Хент говорит с трудом. – А вдруг кого-нибудь встречу. Или попадется фон. Или портал.

– Конечно, – говорю я.

– Не успел выйти… и… – Он оборачивается ко мне и облизывает пересохшие губы. – Там кто-то стоит, Северн. У подножия лестницы. Не могу поручиться, но, мне кажется, это…

– Шрайк, – говорю я.

Хент кивает.

– Вы тоже его видели?

– Нет, но для меня это не сюрприз.

– Он… это ужас, Северн. В нем есть что-то, от чего бросает в дрожь. Вон, поглядите, там, в тени, с той стороны лестницы.

Я приподнимаюсь на локтях, но от внезапного приступа кашля снова валюсь на подушки.

– Хент, я знаю, как он выглядит. Но он пришел не за вами, – произношу я с уверенностью, которой не разделяю.

– Значит, за вами?

– Не… ду… м-маю, – произношу я, хватая ртом воздух. – Скорее всего он просто караулит меня, чтобы я не удрал… умирать в другом месте.

Хент быстро подходит к кровати.

– Вы не умрете, Северн!