случае нельзя делать ставки до самого конца аукциона. Это лишь создаст панику среди потенциальных конкурентов и заставит их вступить в гонку.

— Если ты в курсе, как все надо правильно делать, то определись и скажи, что нам нужно будет делать. Мы всегда брали только то, что продается прямо сейчас, а такие вот аукционы никогда не получалось выиграть, — честно поделился своим небогатым опытом Минни.

— Ну конечно же он в курсе! — отозвался Макс, словно упрекая брата в некорректности его высказывания.

Но Филипп, позабыв о влажности своей сорочки, уже расправлял плечи, словно крылья перед полетом. Закинув ногу на ногу, он сел полубоком, обняв левой рукой спинку стула.

— Если я правильно понял, этих ферм можно взять столько, сколько нужно. Продавцам таких лотов нет смысла ждать неделю, чтобы после открывать новые аукционы. Значит мы говорим о прожекторах и светильниках. Первая и вторая странички…

— Ага, именно они, — подтвердил Минни.

— Скажите мне, когда заканчивается каждый из аукционов? — высокопарно обращаясь к обоим, поинтересовался Филипп.

Уткнувшись в монитор, братья стали копаться в открытых страницах соответствующих аукционов и докладывать по мере нахождения информации.

— Оба заканчиваются третьего августа. Прожекторы — в два сорок шесть…

— Днем или ночью? — поспешил уточнить Филипп.

— Днем, днем…

— В четырнадцать сорок шесть, — снисходительно и тем не менее строго исправил он казалось бы такую незначительную оплошность информаторов.

— Ага. Прожекторы в четырнадцать сорок шесть, а светильники через полтора часа после них — в четыре… в шестнадцать двадцать.

— Значит, в субботу…

Взгляд Филиппа устремился сквозь противоположную сцену куда-то в бесконечность. Его самого словно какой-то невидимой силой унесло туда, оставив в этой скромной, но уютной кухоньке лишь его тело, облаченное во все еще мокрую от дождя сорочку, неподвижно сидящее на стуле и обнимающее левой рукой его спинку.

Братья притихли, наблюдая за ним и то и дело проверяя что-то на экране. Не выходя из прострации, Филипп, словно ленясь сделать это сам, спросил:

— Сколько ставок сделано на каждый из лотов и каковы их текущие цены?

Цены они помнили, а вот сколько ставок уже сделано им нужно было проверить — такие нюансы их ранее не интересовали.

— Две ставки на прожекторы, цена — двадцать долларов. Ноль — на светильники. Начальная ставка — сотня.

— Сколько «смотрящих»? — начал было задавать очередной вопрос Филипп, но вдруг вернулся из астрала. — Ах, в принципе это и неважно. Что ж, через три дня будем биться. Не против, если битва будет происходить здесь? Я, конечно, могу попробовать и дома, но…

Еще немного, и Филипп уже начал бы бесстыдно рекламировать свои способности, но к счастью Макс поторопился его заверить в том, что они будут только рады, если поспособствуют общему делу.

— Отлично! Связь высокоскоростная и надежная?

— Вполне.

— Хорошо. Все равно резервно продублируем на телефоне… Лэптоп не виснет? Работает стабильно?

— Мы не жалуемся.

— А чай будет? — окончательно спустившись на землю, намекнул Филипп на обязательное условие, при котором он примет участие в битве века. — С этими печеньками, — подмигнув, дабы подтвердить дружелюбность своего шуточного тона, уточнил он.

— Ни фига! — единогласно поддержали ее оба лысых соратника. — Чай у нас сейчас на повестке дня. Пьем… Ааай! — вдруг вскочил с места Макс и побежал в комнату.

— Аааа! — вторил ему Минни, унося с собой печенье и вафли в шоколаде. — Чуть не забыли! Футбол же сейчас! Пошли! Пьем, едим и смотрим футбол!

— Я не смотрю телевизор… — начал было перечить Филипп, но резко вырвавшийся из динамиков телевизора шум стадиона в какой-то далекой-предалекой стране, на котором тысячи людей самозабвенно подбадривали какого-то волосатого парня, бегущего, невзирая на боль в кровоточащем колене, напролом через ряды защитников и ведущего небольшой белый мяч к заветной цели, заставил его сбавить спесь, взять свою чашку и проследовать за старыми друзьями, дабы продолжить наслаждаться вкусным рассыпчатым печеньем и запивать его душистым чаем.

Глава 5. Необычная и очень даже интересная

— «Кому себя подарить, когда приходит желание? Если оно не удовлетворяется, то наступает беспокойство, его сменяет тоска, затем приходит злость, а потом — опустошение. Пустота заполняется музыкой, и вот уже тебе самой хочется творить. Много и постоянно. Но и это желание не удовлетворяется, и сменяется оно желанием напиться и забыться. Вдруг появляется кто-то, затмевающий своим образом проблемы, по большей части не осознавая этого. Снова хочется отдавать тепло и любовь, но ты обламываешься, когда понимаешь, что таких как ты — сотни тысяч вокруг, и что ты так мала и незаметна. Ты опять опустошена, хочешь вернуться к музыке, которая заполнит вновь образовавшуюся внутри тебя пустоту. И ты снова начинаешь хотеть творить, создавать, любить, отдавать. Но тут ты задаешь себе вопрос: «Кому себя подарить когда приходит желание?» …».

Повисшую в воздухе тишину нарушал лишь голос Ленни, который сам себе давал указания, когда заносил в блокнот результат очередного измерения в помещении. Первый день работы он решил провести без помощника, так что особого шума он, как и ожидалось, не создавал.

— Это… вот это и есть та, ради которой наш герой совершит необдуманный поступок? — с нескрываемым удивлением спросил Филипп у Агнессы после прочтения написанного ею монолога Подруги.

— Не именно ради нее, а ради таких, как она. Наш герой, каким бы он ни был практичным и прагматичным — романтик до мозга костей. И не пытайтесь меня в этом разубедить. Именно его социальное положение, которое мы определили в прошлый раз, дает мне основание предположить о том, что ему, имеющему все, должно чего-то не хватать. Вот я и представила себе кого-то, кто мог бы явиться ему в образе некоего ускользающего идеала, музы, сирены, загадки в силу своей непостоянности. Нашего Сына всегда будет интересовать то, что не покупается за деньги — способность творить, а в сочетании с женщиной, которая то