— Значит, ты принимаешь условия?

Она глубоко вздохнула.

— Ты хочешь, чтобы я оставила дом на Палатине нетронутым. Так следует поступить и с поместьем.

Как легко она перешла от мечтаний к делу, подумал я.

— Конечно, к чему мне сельский инвентарь в городе?

— А рабы? Они останутся?

— Да, кроме тех, что я привез с собой.

— И Арат тоже останется?

— И Арат.

— Жестоко передавать его в руки такой хозяйки! Но как Арат обойдется без поместья, ведь он уже много лет только и делал, что управлял им.

— А как насчет Конгриона?

Я уставился в голубое небо.

— У меня все права казнить его, — сказал я тихо.

— Никто не обвинит тебя, — заметила Клавдия, задумчиво изучая свои пальцы. — Хотя тебе трудно будет убить его, тебе такие вещи не нравятся.

— Сам я убивать не буду. Предательство его немыслимо — заговор против хозяина, похищение хозяйской дочки. Если бы я разгласил это, то сколько бы нашлось желающих побить его камнями в назидание другим рабам! Но ведь тогда стало бы известно и о твоей причастности.

Клавдия нервно перебирала пальцами.

— Можно, например, продать его, чтобы избавиться, — сказал я. — За такого искусного повара много заплатят. Но как можно передать его в другие руки и не предупредить о его коварстве, и кто купит его, узнав правду? Нет, я долго думал — Конгрион остается в поместье, хочешь ты того или нет.

Глаза ее загорелись. Как сможет она есть приготовленные им блюда, зная о его способности к предательству? Ну ладно, пусть получает его. Пусть эти змеи живут вместе!

— Ты принимаешь мое предложение, Клавдия?

Она глубоко вдохнула и выдохнула:

— Принимаю.

— Хорошо. Тогда посмотри на него в последний раз и иди домой. Оно пока не твое, а до тех пор я не хочу встречаться ни с тобой, ни с твоими родственниками, так им и скажи. Вопрос решат наши адвокаты. И больше никогда в жизни я не желаю тебя видеть.

Она встала и медленно пошла прочь, но после нескольких шагов остановилась и обернулась.

— Гордиан, ты веришь в богов? Ты веришь, что наше процветание зависит от Фортуны, а жизнь и смерть от Рока?

— О чем ты говоришь, Клавдия?

— Когда я была совсем юной, у меня родился ребенок. Не важно, от кого и как это произошло. Отец пришел в ярость. Он спрятал меня, чтобы никто не узнал, а затем унес ребенка в дикое место на горе Аргентум и оставил его там. Я плакала, выла, потому что была молода и ничего не понимала. Я сказала ему, что он убил моего ребенка, но он ответил, что просто отдал его на милость богов и им решать, оставлять ли его в живых или нет.

Я не стану извиняться за то, что сделала ради того, чтобы получить желанное. Извинения мои ничего для тебя не значат, а также ничего не значат и для меня. Но знай, что я бы никогда не убила твою дочь своими руками. Когда этот дурак Конгрион доставил ее ко мне, что мне оставалось делать? Я решила отнести ее на гору Аргентум и оставить в шахте.

— Где она могла упасть в пропасть и разбиться! — вскрикнул я. — Или умереть от голода и холода.

— Да, но в этом я уже была бы не виновата. Понимаешь? Я оставила ее на попечение богам. Твоя дочь в порядке, тебе достался прекрасный дом на Палатине, а мне — поместье. В конце концов мои действия привели к лучшему.

— Клавдия, — сказал я, вздыхая и сжимая зубы. — Уходи отсюда побыстрее, или я не ручаюсь за себя и свое обещание!

— Папа, тебя хочет видеть какой-то человек, — сказала Диана, запыхавшись от бега.

Я отложил свиток.

— Диана, сколько раз можно повторять, чтобы ты не открывала дверь — для этого у нас есть специальный раб. Здесь, в городе…

— А почему нельзя?

Я вздохнул. Происшествие с Конгрионом нисколько не напугало ее. Я зевнул, вытянул руки и посмотрел на статую Минервы в глубине сада. Сделанная из бронзы, она была раскрашена так реалистично, что, казалось, вот-вот задышит. Она была единственной женщиной в доме, которая не спорила и не возражала мне. Луций, должно быть, заплатил за нее огромнейшую сумму.

— Я, папа, узнала его. Он говорит, что он наш сосед.

— О Юпитер, надеюсь, не бывший сосед по поместью.

Я представил себе, как перед нашей дверью стоит один из Клавдиев, и встревожился. Я поднялся и пересек сад. Диана бежала за мной.

У двери оказался не один, а целых два человека с многочисленной свитой рабов. Тот, кого Диана узнала, был Марк Целий. Я мысленно посчитал месяцы — прошел почти год, как он появился в моем поместье и напомнил о долге Цицерону. Я не понял, как Диана могла узнать его, ведь теперь он был гладко выбрит и подстрижен совершенно обычно; этим летом никто уже не следовал прошлогодней моде.

За ним стоял сам Цицерон. С тех пор, как я видел его в последний раз на Форуме, он немного потолстел.

— Видишь, — сказала Диана, указывая на Целия, — я знаю его.

— Граждане, извините, что у меня такая невоспитанная дочь.

— Ерунда, — сказал Цицерон. — Никто еще не встречал меня настолько любезно и добродушно. Можно войти, Гордиан?

Они проследовали за мной в сад, а рабы остались снаружи. Я приказал принести бутыль с вином и чаши; гости пили и хвалили мои апартаменты. Цицерон заметил статую Минервы. Я знал, что у него в доме имеются дорогие статуи богов, но моя была ценнее, насколько я понял. Я мысленно улыбнулся.

— Замечательный у тебя дом, — сказал Цицерон.

— Просто великолепный, — отозвался Целий.

— Спасибо.

— Итак, ты оставил поместье, — сказал Цицерон. — И это после того, как я немалыми усилиями помог тебе добиться его.

— Твоя работа не пропала зря. Поместье обратилось этим домом, как гусеница становится бабочкой.

— Когда-нибудь объяснишь поподробней. Ну а пока добро пожаловать снова в город. Теперь мы соседи. Мой дом находится совсем неподалеку.

— Да, я знаю. Со своей верхней террасы я могу видеть его на Капитолийском холме.

— Я тоже теперь твой сосед, — вступил в разговор Марк Целий. — Я как раз снял небольшой дом за углом. Плата просто невероятная, но в последнее время у меня появились деньги.

— В самом деле? — спросил я, решив, что неудобно задавать вопрос, откуда.

— Прекрасный сад, — сказал Цицерон. — И еще более прекрасная статуя. Если только ты когда-нибудь задумаешь расстаться с нею, то обратись ко мне…

— Я пока не собираюсь се продавать. Все в этом доме когда-то принадлежало моему лучшему другу.

— Понимаю. — Он глотнул вина. — Но мы пришли не только для того, чтобы посмотреть на твое жилище, Гордиан. Я хочу попросить тебя об одном маленьком одолжении.