На пенсию Забродин ушел сразу, как только настал пенсионный возраст, – Глеб Кузьмич был в конфронтации… Нет, не с начальством… В конфронтации с системой. Три года назад, в день круглого юбилея, располагающего к подведению итогов, шестидесятилетний Забродин окончательно и навсегда сказал себе (только себе): «Государственная система моей страны преступна. Коммунисты, руководители страны, – преступники. Моя жизнь, моя работа – все напрасно, впустую, зря. Кроме одного дела – кроме „Золотой братины“. А теперь смысл моей жизни – Катенька».

Пять лет назад Глебу Кузьмичу и его семье дали большую трехкомнатную квартиру в новом доме на проспекте Вернадского. И там жили они теперь впятером: он, жена Надежда Ивановна, тоже пенсионерка, дочь Нина, ее муж Вадим, инженер, который работал в НИИ оборонной промышленности (в «ящике»), и внучка Катенька. Семья жила дружно, только слишком немногословно – каждый был занят чем-то своим. И пожалуй, всех объединила, сплотила Катя – это маленькое существо, ставшее эпицентром их семейной жизни.

– …Деда! Деда! Смотри, бабушка с балкона нам давно кричит и размахивает.

Глеб Кузьмич поднял голову: действительно, на балконе шестого этажа стояла Надежда Ивановна, белея непокрытой головой, в пальто, накинутом на плечи, и призывно махала руками, что-то крича, но не было слышно. «Или случилось что?»

– Пошли, Катенька. Перегуляли. Сейчас бабушка нам наподдаст.

– Деда! Еще! Еще один разок, а?

– Вечером погуляем. – И он берет в руку крохотный кулачок в мокрой варежке. – Пошли, моя радость.

Лифт медленно, поскрипывая и сердито гудя, поднимается вверх, а сердце уже бьется учащенно, редко обманывающее предчувствие: сейчас что-то произойдет, случится. Важное. Огромное. Надежда Ивановна встречает мужа и внучку в передней.

– Глебушка! Дважды звонил Николай Александрович. Ты им зачем-то нужен. Просил, как придешь, сразу ему позвонить. Номер телефона я записала, у тебя на столе.

– Я и так его помню…

В своей комнате, служащей и спальней, и кабинетом, он сел в старое кресло у письменного стола, придвинул к себе телефонный аппарат, пару раз глубоко вдохнул, поднял трубку и набрал номер.

– Голубятников у аппарата, – прозвучал в трубке знакомый энергичный голос.

– Здравствуйте, товарищ генерал-майор, – сказал Забродин, не сумев скрыть волнения.

– А! Глеб Кузьмич! Рад вас слышать. Приветствую. Первый и главный вопрос: как здоровье?

– Не жалуюсь. Все в норме.

– В таком случае… – генерал-майор Николай Александрович Голубятников помедлил, – пусть это будет для вас сюрпризом…

– Что-что? – перебил Забродин.

– Глеб Кузьмич, – как бы не слыша вопроса, продолжал Голубятников, – сейчас без двадцати два. Если вы не возражаете, в три за вами подъедет машина.

– Я готов.

– Вот и прекрасно. В три у ворот вашего дома. Черная «Волга». Не забудьте взять паспорт. Итак, до встречи.

– До встречи, Николай Александрович.

Приоткрылась дверь, в комнату просунулась русая головенка внучки.

– Деда! Приятности или неприятности?

– Еще не знаю, Катенька.

Без пяти три он уже стоял у арочных ворот во двор своего дома. Ровно в три к нему подрулила, разбрасывая в стороны светло-коричневый снег, черная «Волга», остановилась. Из машины вышел молодой человек лет тридцати, в добротном зимнем пальто мышиного цвета и меховой шапке (шофер остался сидеть за рулем), подошел к Забродину, сдержанно улыбнулся:

– Здравствуйте. Глеб Кузьмич?

– Так точно.

– Извините, если можно…

– Да, да! – Забродин протянул молодому человеку свой паспорт.

– Все в порядке. Прошу вас, Глеб Кузьмич. – Перед Забродиным распахнулась дверца «Волги», и он сел рядом с шофером.

Улицы и площади зимней Москвы проскользнули, казалось, мгновенно. И вот огромное желтое здание КГБ. Какой страшный дом! Какое проклятое место!.. И он, Глеб Забродин, русский интеллигент, проработал в этом ведомстве тридцать пять лет! Исключая два года пребывания «в местах не столь отдаленных».

Формальности мгновенны, пропуск оформлен заранее. Лифты быстры и бесшумны, переходы и коридоры пустынны. Его сопровождает вежливый молчаливый молодой человек, теперь в черном безукоризненном костюме, следуя на полшага впереди. Вот и знакомая дверь, обитая коричневой кожей. Сам Николай Александрович, раздавшийся в плечах, пополневший, с седыми висками, шел навстречу Забродину с напряженной улыбкой на лице. Они обнялись.

Глеб Кузьмич спросил:

– Ну и?…

– Если сразу к делу…

– Сразу, сразу! – перебил генерал-майора Забродин.

– Тогда в просмотровый зал. Там нас ждут.

Небольшой кинозал с мягкими удобными сиденьями был слабо освещен несколькими лампами; в его глубине белел квадрат экрана. При появлении Голубятникова и Забродина с передних рядов поднялись человек восемь. Некоторых из них Глеб помнил. Но большинство – в основном молодых людей – он видел впервые. Знакомство заняло две-три минуты.

– Что же, приступим, – сказал Николай Александрович. – Садитесь рядом, товарищ подполковник.

Голубятников и Забродин сели в первом ряду. В центре зала стоял проекционный аппарат. На экране вспыхнул яркий белый квадрат, потом на нем возник цветной снимок: за массивным письменным столом сидит представительный старик, совершенно седой, с короткой стрижкой, в рубашке с закатанными рукавами. Черты лица смутны. Слева на стене картина: обнаженная женщина, метиска. Справа – круглая чаша или большая тарелка, которая воспринимается круглым темно-желтым пятном.

– Журнал «Вечернее чтение», – начал свои комментарии молодой человек с указкой. – В Боливии весьма популярный. Выходит два раза в месяц в Ла-Пасе. – На экране возникла обложка журнала с красоткой в бикини на яхте, в белых хлопьях пены. – Журнал развлекательный, пестрый, в меру информации, больше о светской жизни. Немного умеренной порнографии. Комиксы с продолжением, реклама. Тридцать процентов иллюстраций, главным образом фото. – На экране промелькнуло несколько самых разных фотографий. – Никакой политики. По первому чтению. Хотя…

– Костя! – перебил Николай Александрович. – Ближе к делу!

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор! – Молодой человек продолжал с еле уловимой обидой в голосе: – Есть рубрика: «Эмигранты в Боливии». – На экране возник разворот журнала под этой рубрикой. Снова сидящие в зале увидели фотографию старика, увеличенную во весь экран. – Это статья в восемнадцатом номере за прошлый год. Называется «Русские – везде русские». Суть статьи: Валентин Иннокентьевич Дунаев оказался в Боливии после Второй мировой войны. Сейчас хозяин яхт-клуба «Емеля» и ресторана при нем. Собственно, знаменит он своим рестораном с русской кухней. Предприятие популярно, процветает.