Они приблизились к молчаливому лагерю, и троллю пришлось грести сильнее, чтобы плыть с надлежащей скоростью. Саймон решил, что ему приходится бороться с напором встречного течения, и поднял свое весло. Заметив краешком глаза движение юноши, Бинабик повернулся и отрицательно покачал головой. Саймон остановил маленькое весло, занесенное над рябой от дождя поверхностью озера.

Лодка тихо скользила мимо шатров, меньше чем в тридцати эллях от берега.

Вдруг между лазурными стенами показалась темная фигура. У Саймона перехватило дыхание — это был часовой, под плащом тускло блеснул металл. На голове у человека был капюшон, так что трудно было сказать, куда именно он смотрит.

Остальные двое тоже заметили опасность. Бинабик медленно поднял весло, и путники пригнулись, стараясь как можно меньше показываться над бортом лодки.

Если даже часовой посмотрит на озеро, он может решить, что по течению плывет старое бревно. Впрочем, Саймон считал, что на это рассчитывать нечего. Он был уверен, что часовой заметит их, когда повернется, уж слишком близко они находились.

В тот момент, когда замедлилось движение маленького судна, перед ними возникло русло ручья. Саймон отчетливо видел маленький водоворот у большого камня, чуть выше по течению. Лодка почти остановилась, и вода шумела у ее бортов.

Скоро они должны будут опустить весла в воду, иначе суденышко вынесет на берег, прямо к голубым палаткам.

И в это время осмотревший лагерь часовой повернулся, чтобы взглянуть на озеро.

В мгновение ока, так быстро, что ледяной ужас даже не успел охватить путников, темная тень упала с вершин деревьев и спланировала к часовому. Она проплыла между деревьями, как огромный серый осенний лист, и опустилась на шею человеку, но у этого листа были когти. Почувствовав их у себя на горле, несчастный издал вопль ужаса и попытался ударить пикой то, что схватило его.

Серая тень с шумом поднялась в воздух и повисла над головой часового, но вне его досягаемости. Он снова закричал, сжимая раненое горло, и опустился на колени, пытаясь найти выроненную им пику.

— Теперь! — прошипел Бинабик. — Гребай!

Он, Мария и Саймон опустили в воду деревянные весла и принялись грести изо всех сил. Несколько секунд казалось, что они никогда не смогут сдвинуться с места, вода бесцельно плескалась вокруг, лодка только слабо покачивалась. Потом они резко двинулись, преодолевая сильное течение речушки, и оказались под прикрытием густых ветвей.

Саймон обернулся и увидел, как часовой, высоко подпрыгивая, старается отогнать нападающего. Из палаток доносился хохот проснувшихся солдат, которые с интересом смотрели на своего невезучего товарища, швыряющего камни в обезумевшую птицу. Сова с легкостью увертывалась от этих метательных снарядов.

Как только Саймон отпустил ветки и лодка оказалась скрытой за надежным занавесом, птица взмахнула широким белым хвостом и начала кругами подниматься к вершинам деревьев.

Они сосредоточенно боролись со стремительным течением — это затруднение было для путешественников полной неожиданностью, потому что с озера казалось, что вода вообще не движется — и Саймон тихо, торжествующе засмеялся.

Довольно долго они молча преодолевали напор воды. Необходимости так строго соблюдать тишину уже не было, но напряжение было слишком велико, грести было трудно, так что ни у кого не было желания разговаривать. Так прошло около часа, пока наконец они не подплыли к маленькой заводи, окруженной стеной из густого тростника. Там путешественники остановились, чтобы передохнуть.

Взошло солнце. В это утро оно было всего лишь перламутровым пятном на серой завесе туч.

Широкая лента тумана запуталась в вершинах деревьев, и лес вокруг путников казался сказочным и нереальным. Немного выше по течению ручей проходил через какое-то препятствие, и к тихому мурлыканью воды присоединился ровный гул плещущего и бурлящего водоворота.

Саймон наблюдал за Марией. Она сидела молча, подперев щеку рукой.

Совершенно непонятно было, как он мог принимать ее за мальчика. То, что казалось ему лисьим в лице мальчика, теперь было тонкими правильными чертами молодой девушки. Мария сейчас раскраснелась от напряжения. Саймон взглянул на ее румяные щеки, на длинную белую шею и нежную, красиво очерченную ключицу, видневшуюся в распахнутом вороте ее мальчишеской рубашки.

Она неважно сложена… по крайней мере не как Эфсеба, например, думал юноша. Ха! Хотел бы я посмотреть, как Эфсеба сошла бы за мальчика! Но эта тоже хорошенькая, в своем роде. Волосы у нее чернущие…

Длинные ресницы Марии слегка трепетали, она продолжала тяжело дышать.

Саймон рассеянно погладил широкую голову Кантаки.

— Она хорошо сделана, верно ли? — весело спросил Бинабик. Саймон ошеломлено уставился на него.

— Что?

Бинабик нахмурился.

— Извини меня. Имеет возможность, что вы в Эркинланде называете их «он» или «оно»? Имеет возможность. Во всяком случае ты не имеешь должности спорить, когда я говорю, что Джулой знает свое дело.

— Бинабик, — сказал Саймон, предательский румянец отхлынул от его щек. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Маленький человек осторожно постучал по корпусу лодки.

— Какую превосходную работу совершала Джулой, пользуясь корой и деревом. И чрезвычайно легкая! Я полагаю, мы не будем иметь затруднений при переходе к Эльфевенту.

— Лодка… — сказал Саймон, кивая, как деревенский дурачок. — Лодка. Да, она хорошо сделана.

Мария села.

— Мы что, прямо сейчас пойдем к той, другой речке? — спросила она. Девушка повернулась, чтобы взглянуть через камыши на тонкую полоску леса, и Саймон заметил печальный, потерянный взгляд и черные круги под глазами. Ему все еще мешало воспоминание о том облегчении, которое было в глазах у Марии, когда Джулой вызвалась оставить ребенка, но все-таки было приятно, что эта девочка-служанка может быть озабочена ной и печальной и что она не того сорта барышня, которые все время смеются и злословят.

Да, конечно, она не такая, решил он через минуту. Собственно, я даже ни разу не видел, чтобы она улыбалась. Конечно, было очень страшно, никто не спорит, но я же, например, не хожу все время хмурым и унылым.

— Эта мысль имеет возможность быть хорошей, — сказал Бинабик, отвечая на вопрос девушки. — Имею ощущение, что находящийся в слышимости шум — это собрание камней посередине речки. Если так правильно, то мы не имеем другого выбора, только переносить лодку на руках. Может быть, Саймон пойдет и узнает, имеем ли мы такую необходимость.

— Сколько тебе лет? — спросил Саймон Марию.

Бинабик удивленно повернулся к ним. Мария скривила губы и долго молчала.

— Мне… — начала она. — Мне будет шестнадцать в октандере.

— Значит, пятнадцать, — удовлетворенно сказал Саймон.