Он повернулся и, проталкиваясь сквозь толпу, направился обратно к своей колеснице. В мрачном настроении он ехал по Виа Фламиниа в Тиволи к ожидавшей его матери.

— Ты выдел ее?

Этими словами его встретила Дагиан.

— Ее видел весь Рим! Этот ублюдок Аврелиан заставил ее идти обнаженной! — в ярости вскричал Марк.

Обычно бледная Дагиан побледнела еще больше.

— Несчастное создание! — сказала она. Марк грубо рассмеялся.

— Несчастное? Хвала богам, что Зенобия горда, как Венера! Она настоящая царица и шла высоко держа голову и устремив взгляд вперед. Если Аврелиан хотел унизить ее, то у него ничего не получилось. Она никогда не простит ему этого оскорбления, мама.

— А ты, Марк! Ты простил ее? Он горько засмеялся.

— Да, мама, но заклинаю тебя всеми богами, никогда не говори ей об этом! Ты была права. Мне нечего прощать ей, и я был дураком. Что бы ни думал Аврелиан, Зенобия не принадлежит ему.

— Но она не принадлежит и тебе, сын мой.

— Я знаю это, мама. Это я должен просить прощения у Зенобии.

Дагиан улыбнулась.

— Наконец-то ты становишься мудрым, Марк! — сказала она.

— Как ты думаешь, есть у меня шанс снова завоевать ее, мама?

— Кто же знает женское сердце, Марк? — мудро ответила Дагиан. — Мы должны помнить обо всех страданиях, которые она перенесла в плену. Я чувствую, Зенобия не так-то легко простит все это.

Однако если бы Дагиан увидела Зенобию в ту самую минуту, когда она произносила эти слова, она была бы изумлена. Когда они в самом конце торжественного шествия Аврелиана дошли до зданий сената, император собственноручно завернул царицу Пальмиры в плащ и провел ее внутрь, чтобы она выслушала приговор сената. Сенат, отдавая должное храбрости своей пленницы, неистово зааплодировал ей, когда она вошла в зал. С легкой улыбкой на губах Зенобия принимала эту дань восхищения со всей снисходительностью, на которую была способна. Это представление было куда лучше, чем битва на арене с дикими зверями. Все сенаторы с удовлетворением пожаловали ей жизнь и пенсию. Она станет интересным дополнением к общественной жизни Рима. После того, как она поблагодарила их за милость, легкая насмешливая улыбка заиграла на ее губах. Император отослал ее, а затем вернулся, чтобы сопровождать сенат на публичные игры, которые он устраивал в тот день в честь своего триумфа на Востоке.

Взяв под руку сенатора Тацита, император вывел его из здания сената. Так как расстояние от Форума до Колизея невелико, они отправились туда пешком. Народ расступался перед ними и приветствовал Аврелиана, который подарил им этот праздник, дав вдоволь еды и развлечений.

Зенобия ожидала Аврелиана в Колизее, и они вместе вошли в императорскую ложу. Увидев их, весь Рим поднялся на ноги, чтобы приветствовать красавца-императора в пурпурно-золотом одеянии его прекрасную пленницу-царицу. Теперь она была в простом белом шелковом каласирисе и драгоценном серебряном ожерелье с бирюзой, спускавшемся ей на грудь. Она оделась так, чтобы доставить удовольствие толпам римлян. На руках у нее были резные серебряные браслеты в виде змей, а из ушей свисали бирюзовые серьги. Они никогда не забудут ее нагую красоту, представшую перед ними в то утро, но теперь ее великолепный наряд понравился ям не меньше. Ее накидка из серебряной парчи развевались на ветерке, и как только они с Аврелианом поприветствовали толпу, она сняла ее.

Вдруг в задней части ложи возникла какая-то суета. Зенобия обернулась и увидела женщину, которой помогал войти в ложу сенатор Тацит. Она была среднего роста, со следами увядшей красоты.

— Кто эта женщина? — спросила Зенобия императора. Он обернулся и шепотом выругался. Потом поднялся и помог женщине пройти вперед, усадив ее в передней части ложи.

— Ваше величество, позвольте представить вам мою жену, императрицу Ульпию Северину, — сказал он, обращаясь к Зенобии.

Прежде чем Зенобия успела заговорить, Ульпия сказала:

— Добро пожаловать в Рим, царица Пальмиры.

— Благодарю вас, — ответила Зенобия.

— Лучше бы ты не приходила сюда, дорогая, — мягко бранил жену Аврелиан.

— Она неважно себя чувствует, — сказал он, обращаясь к Зенобии.

— Я видела твой триумф, — сказала Ульпия, игнорируя слова Аврелиана. — Я попросила семейство Бутео, которое владеет» большим домом, стоящим на улице, вдоль которой проходило триумфальное шествие, позволить мне вместе с ними посмотреть процессию. Я была потрясена, мой господин, тем способом, которым ты показал всем эту пленную царицу. И не только я, но и все порядочные люди. Если бы царица Зенобия не обладала такой гордостью, все обернулось бы гораздо хуже.

Зенобия мгновенно почувствовала симпатию к императрице и, протянув руку, положила ладонь на ее руку.

— Все уже кончилось, Ульпия Северина, и я не хочу, чтобы вы расстраивались из-за меня!

Печальные карие глаза Ульпии встретились с глазами Зенобии, и в то же мгновение обе женщины поняли друг друга. Бедняжка, подумала Зенобия, она любит Аврелиана! И хотя он, может быть, уважает ее и добр к ней, но, так или иначе, он не любит ее. Как тяжело жить без любви!

Игры показались Зенобии скучными, а кровожадность римского населения — отвратительной. Она никогда не испытывала страха в битве, но смотреть на зрителей в Колизее, которые вскакивали со своих мест и наклонялись вперед, чтобы не пропустить кровавое зрелище, казалось ей возмутительным. В большинстве своем римляне были ленивы, порочны и жили на подачки. Они чуть ли не слюни пускали от восторга, когда приговаривали к смерти проигравших в играх. Отвернувшись, она некоторое время беседовала с престарелым Тацитом и наконец спросила Аврелиана:

— Должна ли я оставаться здесь до конца представления?

— Ты ведь часть этого спектакля, богиня, — сказал он, забыв об Ульпии, которая сидела рядом.

— Я полагаю, что уже дала римлянам превосходный спектакль, — вскинулась она. — Я нахожу твои игры утомительными и мерзкими, римлянин. Позволь мне уехать, куда прикажешь. Я предпочитаю тишину деревни этому городскому рассаднику заразы.

Аврелиан, казалось, был раздражен. Однако он понимал, что Зенобии и без того досталось сполна. Если он и дальше будет давить на нее, она устроит сцену. А уж если Зенобия решит устроить сцену, это, вне всякого сомнения, кончится тем, что он будет выглядеть дураком. То, что произошло утром, еще не изгладилось из его памяти. Он повернулся к императрице.

— Ты подготовила для царицы виллу в Тиволи, дорогая?

— Я позаботилась об этом, мой господин, хотя не могла лично надзирать за уборкой, — спокойно ответила Ульпия. Потом она обратилась к Зенобии. — Уверена, вы будете счастливы там, ваше величество! Зенобия мягко произнесла:

— Правда, это не Пальмира, но ведь я никогда не вернусь домой. Поэтому, полагаю, я должна стать счастливой в Тиволи. Благодарю вас за доброту, Ульпия Северина.