Прошла минута, и возбужденный сверх меры Шпатциков снова выскочил на площадку.

– Сначала, вот, держите деньги. Прячьте их, прячьте, а я сейчас.

Он поднялся к мусоропроводу и, погромыхав ведром, просеменил обратно.

– Вы себе не представляете! – вновь зашептал он. – Я никогда даже не подозревал, что испытаю подобные ощущения! Всю жизнь дружил со спортом. Сплавлялся на байдарках по бурным рекам, покорял горные вершины! А теперь… Ну, давайте, давайте сюда!

– Здесь немного, – сдавленно произнесла Мила. – Но это очень дорого. Вы ведь понимаете?

Борис внизу закусил палец, чтобы не закричать от радости.

– Вот мой телефон и адрес, – сказала между тем Лютикова. – Когда доза закончится, сразу звоните и приезжайте. Я вам помогу.

При слове «доза» Борис облегченно закатил глаза. Итак, Лютикова почти разоблачена! Константин, конечно, сразу ему не поверит, будет выспрашивать все в подробностях. Надо записать адреса всех, кому Лютикова сегодня еще доставит наркотик. Для этого придется продолжать слежку, чего бы это ему ни стоило. Они накроют сразу всю сеть.

15

Тем временем озадаченный Листопадов остановился возле двери Лютиковой и прислушался. Внутри было тихо. Потоптавшись некоторое время на резиновом коврике, он набрал номер ее телефона и услышал, как тот зазвонил в глубине квартиры. Однако трубку никто не снял. «Но я же не сошел с ума!» – рассердился Листопадов и нажал на кнопку звонка дрогнувшим пальцем. В ответ внутри что-то грохнуло.

Услышав звонок в дверь, Татьяна, которая валялась на тахте и жевала печенье, всполошилась и, попытавшись молниеносно выкрутиться из пледа, только еще больше запуталась и свалилась на пол. Мила, возвратившись, должна была открыть дверь ключом. О гостях они обе как-то не подумали. Кое-как поднявшись, Татьяна прижала пакет печенья к груди и двинулась в сторону двери. Звонок прозвонил еще раз – долго и настойчиво. Он был старый, дешевый, а потому издавал довольно противный и нервирующий звук.

– Людмила Николаевна! – громко спросил из-за двери какой-то мужик. – С вами все в порядке? Вы там?

– Там! – ответила Татьяна. Рот ее был набит печеньем, поэтому она надеялась, что гость, кем бы он ни был, не заподозрит подмены.

– Почему вы не отвечаете на телефонные звонки? – продолжал допытываться тот. – Откройте дверь! Я должен убедиться, что вы в порядке.

«Наверное, это и есть Листопадов, – догадалась Татьяна. – Что же делать? Что делать?» Она засунула в рот еще одно печенье и промямлила:

– Я не могу.

– Почему? – рассердился Листопадов.

– Я ем, – невнятно ответила Татьяна.

– Ну и что?

– Я голая.

– Но… Людмила Николаевна! – захлебнулся возмущением тот. – Почему бы вам не одеться?

– Я не штану, – уперлась Татьяна, прожевывая размокшее во рту печенье и громко чавкая.

– Не станете?!

– Нет.

– Людмила Николаевна! Мне придется взломать дверь.

– Жачем? – спросила Татьяна, убежденная, что еще немного – и Листопадов догадается, что она не та, за кого себя выдает.

– Я должен убедиться, что вы не заложница.

– Только попробуйте! – предостерегла Татьяна, отчаянно шурша пакетом. Печенье ужасно некстати заканчивалось.

Панически озираясь по сторонам, она вспомнила, что продовольственные запасы Мила хранит в кладовке. Вход туда находился как раз рядом с ней, в коридоре. Обычно на полках там стояли банки и коробки, среди них вполне могло заваляться что-нибудь подходящее, чем можно снова набить рот. Метнувшись к кладовке, Татьяна распахнула дверь, и на нее в ту же секунду обрушились старые одеяла. От неожиданности она коротко вскрикнула и тут же подавилась печеньем.

– Людмила Николаевна! – забился в тревоге Листопадов, на пробу ударив в дверь плечом. – Что у вас происходит?

Татьяна прыгала на одном месте, высунув свернутый трубочкой язык, и сдавленно кряхтела, выплевывая изо рта крошки. Когда Листопадов покусился на дверь, она в последний раз отчаянно крякнула и наконец вздохнула полной грудью.

– Людмила Николаевна! – в голосе Листопадова появились по-настоящему угрожающие нотки. – Как хотите, а я ломаю дверь.

Татьяна, путаясь в одеялах, валяющихся под ногами, схватила с полки пачку «Геркулеса» и, растерзав ее, набила рот овсяными хлопьями.

– Мы-ма-да, – низким голосом попросила она, лихорадочно думая, как выйти из положения. Милка не простит ей, если все сорвется. – Ме ломайте.

Листопадов не послушался и ударил в дверь с гораздо большей силой и мощью, чем в первый раз. Татьяна тотчас же почувствовала себя одним из трех поросят, который не озаботился соорудить себе надежный дом.

– Вы не шмеете ломать эту дверь! – с возмущением закричала она, пытаясь подражать истерическим интонациям подруги.

– А почему это вы не можете открыть? – тоже закричал Листопадов.

– Я… Я… Потому што я жанимаюсь шекшом! – неожиданно нашлась Татьяна.

– Чем-чем?

– Шекшом.

– Это сексом, что ли? – Листопадов на какое-то время заткнулся, потом странным голосом спросил: – А с кем?

– Да вы што?! – вскричала Татьяна, чувствуя, что этого противного типа ничто не остановит. – Будете мне швечку держать?

«Геркулес» у нее во рту размок и превратился в отвратительную кашу. Предчувствуя, что Листопадов вот-вот разбежится и вышибет дверь с одного удара, Татьяна лихорадочно искала выход из положения. «Что, если мне раздеться догола? – придумала она. – Отойду подальше, встану в дверях кухни спиной к входной двери. Волосы у меня теперь как у Милки, издали не различишь. Конечно, я пожирнее, но разве в суматохе разберешь? Этот тип ворвется, увидит голую женщину, сразу же зажмурится или отвернется, я завизжу, и мы разойдемся, к обоюдному удовольствию».

Татьяна бросилась на кухню и прямо в дверях принялась стаскивать с себя одежду. На это у нее ушло довольно много времени, потому что проворством она никогда не отличалась. Листопадов медлил выбивать дверь, поэтому у нее были все шансы подготовить ему сюрприз. Обнажившись наконец, она схватила со стола чашку и принялась выплевывать в нее противный клейкий «Геркулес». В разгар этого увлекательного занятия ей снова послышался голос Листопадова, который очередной раз вопросил:

– Людмила Николаевна?!

Чтобы окончательно поразить Листопадова, дабы он воздержался от вышибания дверей, Татьяна между очередными плевками издала сладострастный стон. Листопадов молчал. Тогда она издала еще один стон и подумала: «Авось ему станет неловко, и он отвяжется!» Войдя во вкус, она принялась расхаживать голышом по кухне и стонать на все лады, громко дыша. Через некоторое время краем глаза она заметила в окне какое-то движение. Резко повернувшись в ту сторону, увидела, что на балконе стоит незнакомый мужик с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью. Сказать, что он был изумлен, значило ничего не сказать. На его лице был написан подлинный ужас.