но еще красивых руках были засучены, она вытирала пальцы о передник, выставив локти, отдаленно напоминая изготовившегося к бою боксера. Сходство это еще усилилось, когда, вдруг заметив учителя, она, не разжимая кулаков, отпрянула за дверь, словно отброшенная на канат воображаемым противником.

Мистер Форд тактично попятился.

— Прошу прощения, — вежливо обратился он к противоположной стене, — дверь была открыта, я и вошел за собакой.

— Это он, аспид, придумал уловку, — жалобно отозвалась из той комнаты миссис Маккинстри. — На прошлой неделе китайца привел, а когда поднялась суматоха, изловчился ухватить солонины из бочки. Нет такой подлости, чтобы не придумал этот зловредный пес.

В речи ее прозвучал нелестный намек, однако, когда она вновь появилась в комнате, со спущенными рукавами, пригладив черное шерстяное платье и сняв передник, на лице ее была усталая, но вполне доброжелательная и даже гостеприимная улыбка. Смахнув передником пыль со стула, она поставила его перед учителем и по-матерински пригласила:

— Раз уж вы здесь, милости просим, садитесь и будьте как дома. Моих мужчин никого сейчас нет, но скоро кто-нибудь из них да появится, это уж точно. Не было еще такого дня, чтобы они не досаждали мамаше Маккинстри почитай что каждые пять минут.

При этом суровая гордость осветила ее озабоченное, изможденное лицо. Странно, но слова ее были правдой. Эта худая, костлявая женщина, едва достигшая средних лет, уже долгие годы жила на добровольных ролях матери и кухарки не только для мужа и деверей, но и для трех или четырех других мужчин, которые в качестве не то работников, не то компаньонов проживали с ними на ранчо. Постоянное общество «ее мужчин» и «ее ребят», как она их называла, близкое участие в их жизни лишили ее многих женских черт. Их было немало на Юго-Западе, таких, как она, непритязательных помощниц своих столь же непритязательных мужей и братьев, деливших с ними лишения и тяготы с угрюмой мужской выносливостью, а не с женским терпением; женщин, которые отправляли тех, кого любили, на трудный подвиг или кровавую вендетту спокойно, как на самое обычное дело, или же с вдохновением ярости; женщин, которые самоотверженно выхаживали раненых, чтобы не умерла вражда, а убитых встречали без слез, пылая местью. Удивительно ли, что в этом неженском мире Кресси Маккинстри выросла такая, ни на кого не похожая? Не без уважения глядя на мать, мистер Форд поймал себя на том, что противопоставляет ей ее кокетливую, грациозную дочь, гадая, где кроются в юном девическом обличье контуры будущей угловатой фигуры.

— Хайрам сегодня утром думал сходить в школу поговорить с вами, — сказала миссис Маккинстри, помолчав. — Но, верно, ему пришлось поехать в стадо к реке. Скотина об эту пору шалеет без воды, из камышей ее не выгонишь, так что мои мужчины совсем с ног сбились. Хэнк и Джим с самого рассвета не слезали с мустангов, а Хайрам еще ночью сторожил западные межи, а то эти подлые Харрисоны норовят столбы переставить и себе кусок отхватить, так он уже четырнадцать часов на землю не ступал. Вы его не видали случайно, когда сюда шли? А то, может, заметили, какое у него с собой оружие? Дробовик-то его, я вижу, здесь. Не иначе, как он отправился с одним шестизарядным, а с этих подлых Харрисонов как раз станется подкараулить да затеять перестрелку с дальнего расстояния. А Кресси-то ведь была сегодня в школе? — добавила она, переходя на менее животрепещущую тему.

— Да, — безнадежно ответил учитель.

— Я так и думала, — снисходительно и равнодушно продолжала миссис Маккинстри. — Нарядилась в новое платье, что в Сакраменто себе купила. Прямо картинка — так говорят наши мужчины. Сама-то я в последние года за модой не слежу.

И она провела ладонью по складкам своего грубошерстного платья, впрочем, без тени сожаления или смущения.

— Она хорошо приготовилась к уроку, — сказал учитель, отказываясь от мысли обсудить с матерью наряд своей ученицы, — было ясно, что из этого все равно ничего бы не вышло. — Но должен ли я понимать, что она теперь будет ходить в школу регулярно… что она может… беспрепятственно уделять внимание занятиям… что эта ее… м-м-м… помолвка расторгнута?

— А разве она вам не говорила? — с равнодушным удивлением отозвалась миссис Маккинстри.

— Она-то говорила, — в замешательстве ответил учитель, — но…

— Ну, раз она сказала, — спокойно прервала его миссис Маккинстри, — кому и знать, как не ей? Можете на нее в этом положиться.

— Но поскольку за порядок в моей школе я несу ответственность перед родителями, а не перед учениками, — официальным тоном возразил молодой человек, — я счел своим долгом услышать это от вас.

— Ну, тогда вам надо поговорить с Хайрамом, — задумчиво сказала миссис Маккинстри. — Эта помолвка с Сетом Дэвисом не по моей части, это они с отцом так решили. Я думаю, Хайрам должен навести тут полную ясность с вами и со всеми знакомыми, кто интересуется.

— Надеюсь, вы понимаете, — сказал учитель, слегка обиженный тем, что его поставили на одну доску с прочими, — я интересуюсь намерениями вашей дочери относительно учения просто потому, что целесообразно было бы, по всей видимости, избрать форму занятий, более соответствующую ее возрасту. Быть может даже, ее следовало бы поместить в пансион для молодых девиц.

— Конечно, конечно, — поспешила перебить его миссис Маккинстри, то ли уклоняясь от прямого ответа, то ли просто прискучив разговором. — Обо всем этом вам лучше с Хайрамом потолковать. Только, — она слегка замялась, — он, знаете ли, так настроился насчет вашей школы, и потом, он сейчас болеет за скотину, а тут еще эти Харрисоны, так что вы с ним полегче, хорошо? Ему бы уж пора прийти. Что могло его задержать, ума не приложу.

Ее обеспокоенный взгляд снова устремился в угол, где стоял дробовик ее мужа. И, словно забыв о присутствии мистера Форда, она вдруг крикнула:

— Кресси!

— Что, ма?

Ответ прозвучал из соседней комнаты. И в следующее мгновение на пороге появилась Кресси. В ее ленивой грации было что-то вызывающее, и учитель не мог иначе объяснить это, как только тем, что она, видимо, подслушивала весь их разговор. Она успела переменить нарядный туалет на простое узкое синее платье, еще яснее обрисовывающее изящные контуры ее стройной фигуры. Кивнув учителю, она пробормотала: «Здрассьте», — и обернулась к матери.

— Кресси, — сказала миссис Маккинстри, забыв сделать вежливую паузу для того, чтобы ее дочь как следует поздоровалась с учителем. — Отец поехал без дробовика, видишь, вон он стоит. Захвати-ка его да ступай встреть отца, пока он не доехал до межевого столба. Скажешь ему заодно, что у нас учитель, хочет с