Двадцать второго апреля Лист покинул Пешт с твердым намерением отныне ежегодно бывать здесь и принимать непосредственное участие в венгерской музыкальной жизни. Его путь лежал через Вену в Веймар. Домик садовника в парке Ильма всё больше становился дорог его сердцу; здесь Лист снова почувствовал себя дома.

Тем временем 13 июня император Франц Иосиф даровал Листу звание королевского советника и назначил годовое содержание в четыре тысячи форинтов за заслуги в области музыкального искусства, о чем граф Андраши сообщил ему официальным письмом от 21 июня. Теперь необходимо было позаботиться о постоянном жилище в Пеште. Лист написал барону Аугусу письмо, в котором просил подыскать для него подходящую квартиру: «В Пеште одним из самых больших расходов для меня была бы квартира, в то время как в Риме мои роскошные покои в Санта-Франческа стоят мне очень мало, а в Веймаре я живу в очаровательном маленьком доме, который герцог предоставил в мое распоряжение — вместе с мебелью, постельным бельем и столовыми принадлежностями — бесплатно. Извини, что я подчеркиваю эту деталь — квартиру, но для меня она чрезвычайно важна; обещаю, что как только эта забота будет снята с моих плеч, я будущей зимой вернусь в Пешт»[665].

Первая пештская квартира Листа, в которой он проживал в 1871–1873 годах, снятая с помощью Антала Аугуса, находилась по адресу: улица Надор (Nádor utca), дом 20 (ныне это дом 23). Итак, для него был окончательно определен «треугольник» Пешт — Веймар — Рим.

В конце сентября, повинуясь такому ежегодному раскладу, Лист выехал в Рим. К этому времени первые сомнения в своей нужности для Ватикана уже начали посещать Листа. Надежды на осуществление масштабной реформы церковной музыки, наподобие той, которую провел Вагнер в области оперного искусства, стали таять, а горечь разочарования — расти. Но при этом Лист твердо стоял на том, что сам он — хотя бы и единственный! — никогда не свернет с выбранного пути.

В Риме Листа, к его великой радости, навестил Ганс фон Бюлов. Свое шестидесятилетие композитор скромно отмечал в узком кругу друзей, среди которых самым дорогим гостем был его «единственный сын Ганс». Уже через месяц Лист запланировал отъезд в Венгрию…

Шестнадцатого ноября Антал Аугус встречал Листа на вокзале Пешта. Вскоре композитору на его новой квартире нанесли визит Эркель и недавно вернувшийся из Германии друг Вагнера Ганс Рихтер[666]. (16 апреля Рихтер сопровождал Вагнера и Козиму во время их первой поездки в Байройт, на который обратил внимание друга при рассмотрении возможных мест для постройки театра.) 19 ноября Лист сообщал Каролине Витгенштейн: «Меня посетили два дирижера — Рихтер и Эркель, — являющиеся как бы двумя полюсами. Эркель представляет — хоть и с оговорками — венгерский старый режим, Рихтер — со всей решительностью отстаивает новое направление. Его идол — Вагнер, больше он никого не признаёт… Я, со своей стороны, буду избегать разногласий и попытаюсь жить в мире, честно и благоразумно, оставаясь выше всякого рода споров. Квартира вполне приемлемая — прекрасно обставленная, без роскоши биржевого маклера, но с удобствами, чистая, уютная, хорошо распланирована и не слишком дорога, по сравнению с высокими пештскими ценами на квартиры. Как Вы увидите, я имею все основания быть довольным моим пребыванием здесь, особенно если мне удастся правильно распределить свое время»[667].

Визит Рихтера, в то время репетировавшего в Национальном театре «Лоэнгрина», растравил в душе Листа незаживающую рану. Имя Вагнера всколыхнуло болезненные воспоминания. Но пока Лист даже себе боялся признаться, что жаждет примирения…

На следующий день после Рождества он ненадолго выехал в Вену. Здесь 31 декабря состоялось второе исполнение «Рождественской оратории» из «Христа». Дирижировал Антон Рубинштейн. Лист был очень доволен исполнением и рад встрече с Рубинштейном. Однако критика в очередной раз была беспощадна и подвергла «Рождественскую ораторию» уничижительным нападкам.

В начале января Лист вернулся в Пешт. Он надеялся «правильно распределить свое время», но это по-прежнему не удавалось, бесконечные визиты, приемы и выступления отнимали все силы. Нужно было отдавать дань этим «правилам этикета» ради торжества своего дела.

В конце апреля Лист оставил Пешт ради Веймара. По дороге он заехал в Эрфурт, где 2 мая состоялось исполнение его «Легенды о святой Елизавете».

К тому времени до Листа уже дошли известия, что мечта Вагнера о собственном театре перестала быть химерой. Байройт, отмеченный Рихтером, при первом посещении настолько понравился Вагнеру, что мысль создать именно здесь, среди живописных лесистых холмов Франконии, «оплот искусства будущего» с обязательными ежегодными фестивалями вагнеровской музыки отныне не оставляла его. Вагнер официально объявил, что первый фестиваль в Байройте намечается на 1873 год, хотя еще ни одной юридической формальности выполнено не было. Правда, было самое главное — вера многих людей в победу дела Вагнера.

Но для реального воплощения мечты в жизнь требовались деньги, и немалые. Тогда-то и родилась идея создания патронатных, или Вагнеровских обществ (Patronatsverein, Wagnersverein) для сбора добровольных пожертвований на постройку «храма искусства». Постепенно Вагнеровские общества начали возникать не только в Германии, но и в России, Голландии, Швейцарии, Бельгии, Англии, Франции, Италии, США и даже в Египте.

Как только Лист об этом узнал, он, несмотря на возражения Каролины Витгенштейн, всегда недолюбливавшей Вагнера, стал членом сразу нескольких Вагнеровских обществ. Борьбу Вагнера за торжество его музыкальных идеалов Лист считал борьбой за новое искусство в целом. Байройт отныне находился под его пристальным вниманием.

Словно почувствовав, что лед между ними начал растапливаться, Вагнер 18 мая 1872 года написал Листу трогательное письмо с приглашением приехать на торжество закладки первого камня будущего байройтского театра. Не будем забывать, что идея такого театра принадлежала именно Листу; он неоднократно высказывал ее, правда, имея в виду Веймар. Вагнер писал: