– Притворялся? – повторил он.

Несмотря на теплый халат и жар от камина, Корделия задрожала, когда Джеймс поднялся на ноги. Алые отблески пламени касались его черных локонов, и казалось, что его венчает огненная корона.

– Я поцеловал тебя потому, что мне этого хотелось, – прошептал он. – Потому, что я никогда в жизни ничего не желал так сильно.

Корделия почувствовала, что краснеет.

– Я больше не связан словом, данным Грейс, – продолжал он. – Но я любил ее все эти годы. Я знаю… я помню, что любил. И это чувство руководило моей жизнью.

Корделия вцепилась в халат.

– Сейчас я иногда задаю себе вопрос: а может быть, это была просто мечта? – говорил Джеймс. – Наверное, я идеализировал ее, как это бывает с детьми. Возможно, это была просто детская мечта о том, какой должна быть настоящая любовь. Я верил в то, что любовь – это боль, и когда мне было плохо, я терпел боль ради нее.

– Любовь – это не обязательно боль, – прошептала Корделия. – Но Джеймс, если ты любишь Грейс…

– Я не знаю, – вздохнул Джеймс, отворачиваясь от камина. Глаза его потемнели, как тогда, в Комнате Шепота, и в них было отчаяние. – Как это может быть, я любил ее так сильно, но теперь ощущаю такое чувство по отношению к… – Он замолчал. – Наверное, я не такой, каким всегда считал себя.

– Джеймс… – Корделия поднялась на ноги. Она не могла слышать этот голос, полный боли; мысль о том, что он мучается, причиняла ей страдания.

– Нет, – хрипло произнес он и тряхнул головой. – Не подходи ко мне. Если ты подойдешь, Маргаритка, я не смогу…

В этот момент дверь библиотеки с шумом распахнулась, и Корделия обернулась, ожидая увидеть мать.

Но на пороге стоял Алистер в уличной одежде, сапогах и инвернесском плаще. Он захлопнул за собой дверь и окинул сердитым, неприязненным взглядом сначала Корделию, потом Джеймса.

– Мать сказала, что вы оба здесь, – заговорил он протяжным, ленивым голосом; это означало, что он вне себя от ярости. У Корделии сжалось сердце от дурного предчувствия. В последний раз, когда она видела Алистера, тот был крайне зол. И сейчас он, судя по всему, тоже был зол. Она подумала: интересно, он хоть на полчаса смог успокоиться или пребывал в таком настроении целые сутки?

– Сначала я ей не поверил, но теперь я вижу, что она была права. – Мрачный взгляд его черных глаз уперся в Джеймса. – Возможно, она и считает, что это прилично – оставлять тебя наедине с моей сестрой, но я придерживаюсь иного мнения. Ты привез ее домой среди ночи, больную и мокрую с ног до головы.

Джеймс скрестил руки на груди. Глаза его превратились в золотые щелочки.

– Вообще-то, это не я, а Мэтью привез ее сюда. Я приехал только что.

Алистер движением плеч сбросил тяжелый плащ и гневным жестом швырнул его на кресло.

– Я думал, у тебя больше мозгов, Эрондейл, что ты не станешь компрометировать мою сестру.

– Он привез мне Кортану, – вмешалась Корделия.

– Твоя мать позволила мне войти, – произнес Джеймс ледяным тоном. – В этом доме хозяйка она, а не ты.

– Моя мать не понимает… – Алистер оборвал сам себя и принялся трясущимися руками сдергивать перчатки. Корделия в ужасе поняла, что он рассержен гораздо сильнее, чем ей показалось сначала. – Я знаю, что ты ненавидишь меня за то, что было в Академии, и, возможно, ты прав, – продолжал Алистер, сверля Джеймса злобным взглядом. – Но как бы плохо ты ни относился ко мне, мстить мне, оскорбляя мою сестру – это подло.

Корделия заметила удивленное выражение, промелькнувшее в глазах Джеймса.

– Алистер, из-за тебя моя жизнь в Академии превратилась в ад на Земле. Но я бы никогда не стал вымещать на Корделии неприязнь к тебе. Не нужно судить других по себе.

– Я вижу тебя насквозь. В школе я был сильнее, а ты был ничтожным слабаком, и вот теперь ты нашел мое слабое место. Что за игру ты затеял? Что тебе нужно от моей сестры?

– Твоя сестра, – произнес Джеймс медленно, отчетливо, по-прежнему холодным тоном. – Присутствие твоей сестры – это единственное, что мешает мне сейчас ударить тебя кулаком в лицо. Твоя сестра тебя любит, одному Ангелу известно, за что, а ты даже не задумываешься об этом и не испытываешь ни капли благодарности.

Алистер заговорил хриплым, чужим голосом.

– Ты понятия не имеешь о том, что я сделал для своей сестры. Ты ничего не знаешь о нашей семье. Ты даже отдаленно не представляешь себе…

Он смолк и уставился на Джеймса так, словно взглядом хотел прожечь его насквозь.

Корделии стало жарко, потом холодно. Она всегда считала свою семью обычной, такой же, как все остальные, за исключением разве что постоянных переездов. Но на что сейчас намекал Алистер?

– Джеймс, – заговорила она. Воздух, казалось ей, был насыщен электричеством, она понимала: еще минута – и Джеймс с Алистером набросятся друг на друга. – Тебе лучше уйти.

Джеймс обернулся к ней.

– Ты уверена? – негромко спросил он. – Я не брошу тебя, Корделия, если ты не желаешь оставаться с ним наедине.

– Все будет в порядке, – прошептала она. – Собака лает, ветер носит. Ничего страшного со мной не случится, уверяю тебя.

Он поднял руку, словно хотел погладить ее по щеке или заправить за ухо прядь волос. Она чувствовала напряжение между ними, даже сейчас, когда брат, обезумевший от ярости, стоял в трех шагах от них. Это было похоже на искры, летящие в воздух над огромным костром.

Джеймс опустил руку, бросил на Алистера последний тяжелый взгляд и быстро вышел из комнаты. Корделия тут же вскочила с кресла, подбежала к двери, плотно закрыла ее и заперла на замок. Затем обернулась к брату.

– Что ты имел в виду? – спросила она. – Когда сказал: «Ты понятия не имеешь о том, что я сделал для своей сестры»?

– Ничего, – ответил Алистер и взял перчатки. – Я сказал это просто так, без всякой задней мысли.

– Ты мне лжешь, – воскликнула она. – Я вижу, когда ты скрываешь что-то от меня, что-то, имеющее отношение к нашему отцу. Все это время ты вел себя так, словно все мои попытки улучшить его положение, наше положение, были бессмысленной детской возней. Ты вообще не интересовался тем, что с ним происходит. О чем ты не рассказываешь мне?

Алистер закрыл глаза и некоторое время стоял так.

– Прошу тебя, прекрати эти расспросы.

– Не прекращу, – упрямо сказала Корделия. – Ты считаешь, что отец совершил какой-то неблаговидный поступок. Я права?

Алистер уронил перчатки.

– Совершенно неважно, что я считаю, Корделия…

– Нет, важно! – возразила она. – Важно, потому что ты скрываешь что-то от меня, вы скрываете, ты и Mâmân. Я недавно получила письмо от Консула. Она говорит, что невозможно допросить отца с помощью Меча Смерти, потому что он ничего не помнит об экспедиции. Как такое могло случиться? Почему он…