Как писала близкая к Молодежному левому фронту газета «Тюменский рабочий», объединительный процесс стимулировал радикальные перемены во всех вовлеченных в него группах. Создание МЛФ привело «к отходу от идеологических баталий к баталиям классовым, к баталиям реальной политики»[374]. В отличие от левых групп 1990-х гг., которые зачастую оставались идеологическими клубами, МЛФ стремился стать «корпорацией прямого действия»[375].

Однако очень скоро сам МЛФ столкнулся с серьезным кризисом. Механическое объединение различных группировок еще не означало выхода движения на новый уровень. Каждая из вошедших во фронт групп продолжала собственное организационное строительство.

В Оргкомитете шли острые споры о полномочиях его членов и о том, кто имеет право говорить от имени всего фронта. Однако легитимное общее руководство создать было невозможно: для этого нужно заниматься организационным строительством, а оно было парализовано.

Союз коммунистической молодежи, являвшийся самой многочисленной структурой в рамках МЛФ, сам был раздираем противоречиями между активистами, стремившимися к решительным и самостоятельным действиям, и функционерами, оглядывавшимися на начальство КПРФ. Причем первые не готовы были идти на разрыв со вторыми. Страх перед гневом зюгановского окружения парализовал «обновленцев», которые пытались решить две взаимоисключающие задачи одновременно: противопоставлять национализму и оппортунизму руководства собственные принципы и одновременно поддерживать лояльные отношения с этим самым руководством. Неудивительно, что опытные партийные функционеры вчистую переиграли молодых людей. В 2005 г. Союз коммунистической молодежи официально вышел из МЛФ.

Борьба за контроль над «брэндом» КПРФ привела к параличу принятия решений. Зюганов отказался выдвигаться в президенты, Семигин был близок к успеху, но тоже потерпел поражение. Компромиссной фигурой стал Николай Харитонов. Его скромный результат (13% голосов), слегка превзошедший количество, набранное партией на парламентских выборах, тут же был объявлен великой победой.

Очередная склока в руководстве КПРФ произошла летом 2004 г., когда сторонники Семигина и Зюганова провели два параллельных съезда. Партия даже не смогла толком расколоться: обе группировки, претендующие на руководство оппозиционными силами, бросились к кремлевскому начальству, прося признать именно их легитимными представителями коммунистического движения.

Антон Суриков иронично заметил, что действия путинской команды по отношению к КПРФ мало отличаются от того, что делали с ЮКОСом: «подобно тому как кремлевские структуры попытались осуществить недружественный захват крупнейшей российской компании, точно так же, теми же методами они попытались захватить крупнейшую российскую политическую партию»[376].

Министерство юстиции, однако, признало законным зюгановский съезд. В условиях, когда в стране росло недовольство политикой власти, это был разумный выбор. По мнению журналистов, имела место обычная сделка: «Кремль, оценив всю тяжесть нависшей над реформами угрозы, решил отложить окончательный разгром КПРФ, а Зюганов, оказавшись на краю пропасти, согласился ради сохранения партии жить дружно с исполнительной властью»[377]. Экзамен на лояльность лидер КПРФ выдержал с честью, организованная партией волна выступлений против отмены льгот «оказалась подозрительно маломощной»[378]. Число участников акций протеста было существенно ниже общего количества членов КПРФ. А противники Зюганова, вычищенные из рядов партии, создали собственную организацию с удивительным названием: Всероссийская коммунистическая партия будущего (ВКПБ) во главе с губернатором Ивановской области Владимиром Тихоновым. Очень скоро им пришлось в очередной раз на собственном опыте убедиться, чего стоят посулы президентской администрации. Партию Тихонова не зарегистрировали. А Семигин, потеряв интерес к своим недавним соратникам, создал партию «Патриоты России». Не имея ни материальной поддержки, ни опоры на массы, ВКПБ начала разваливаться и к лету 2005 г. утратила официальную регистрацию.

Развал, впрочем, царил не только в партии Зюганова. Мелкие коммунистические группы, на протяжении 1990-х гг. критиковавшие оппортунизм КПРФ, сами находились в кризисе. Созданная ими Ассоциация марксистских организаций, обрушиваясь на «бесплодный опыт» зюгановщины, вынуждена была признать, что «и остальные коммунистические партии и организации во многом живут вчерашним днем»[379].

Между тем падение левой оппозиции в том виде, в каком она сложилась на протяжении предыдущего десятилетия, отнюдь не было связано с потерей в обществе интереса к левым идеям. Скорее наоборот, в стране просыпалась потребность в осмысленной левой идеологии, отражающей классовые интересы трудящихся, а потому очищенной от националистического мусора, ностальгии и бюрократической демагогии. Четыре года экономического роста изменили общество, помогли людям осознать свои социальные интересы. Произошла стабилизация трудовых коллективов, за чем последовало и оживление рабочего движения. Поскольку новый Кодекс законов о труде делал забастовку практически невозможной, наиболее популярные профсоюзные лидеры пошли в политику, добиваясь успеха на местных выборах — самым известным случаем стала победа Валерия Мельникова, ставшего мэром Норильска в жесткой борьбе с корпорацией «Норильский никель».

Возникающая буквально на глазах новая оппозиция часто не могла использовать собственные успехи, упускала множество бросавшихся в глаза возможностей, а главное, упорно не могла организоваться, собраться под единое знамя или хотя бы оформить мало-мальски эффективную коалицию. Профсоюзные активисты, постепенно втягиваясь в политику, не имели ни опыта, ни компетентности, чтобы справиться с новыми задачами, а радикальные левые демонстрировали не только современное марксистское образование, но и поразительное знакомство с тонкостями западно-европейского сектантства. Тем не менее смена поколений была налицо.

«Российские левые стремительно молодеют, — жаловался праволиберальный журнал «Профиль». — На митингах бабушек сменяют студенты. Они борются с «диктатором» Путиным, разоблачают «ревизиониста» Зюганова и со дня на день ждут антикапиталистической революции»[380]. При всей иронии в словах журналиста невозможно не почувствовать искренней тревоги. Ведь еще несколько лет назад либеральная пресса внушала своим читателям, что время левых прошло безвозвратно и поддерживать антикапиталистические идеи могут лишь старики, ностальгирующие по советскому прошлому.

В повестку дня вставала реконструкция оппозиции. Пришло время для «нормальных» левых, опирающихся на социалистическую, интернационалистскую и демократическую идеологию.