Несколько минут тягостного ожидания прошли для Захара; по-видимому, он также не владел всею своею смелостию. Прижавшись к стене, Захар не переставал оглядываться то в одну сторону, то в другую.

Наконец доска, закрывавшая изнутри маленькое окошко каморы, тихо отошла в сторону, и лицо Гришки выглянуло наружу.

– Все спят… Ступай, – проговорил он едва слышно.

Захар проворно ухватился руками за верхний венец, нащупал правой ногой место в какой-то щели и с помощью локтей живо вскарабкался на кровлю. Попасть на чердак не стоило ни малейшего труда, стоило только лечь грудью на край навеса, спустить ноги в отверстие кровли – и делу конец: несравненно труднее было найти в темноте ход в сени. Но Захару слишком хорошо было известно жилище Глеба, чтобы мог он сбиться с пути или оступиться; он благополучно добрался до лестницы и еще благополучнее сошел вниз. Прислушавшись минуту и убедясь хорошенько, что точно никто не пробуждался, он вступил в камору, бережно заперев за собою дверь.

– Ну, брат, зевать нечего… живо! Где сундук? – произнес Захар, ощупывая в потемках товарища.

– Под нарой… завсегда там был, – отвечал Гришка, опускаясь наземь.

– Должон, значит, быть и теперича… Тащи… смотри только, не загреми… Что ж ты? – промолвил Захар после минутного напрасного ожидания.

– Что глотку-то дерешь! Дай прежде сыскать; не найду никак, – прошептал Гришка, ползая под нарою.

– Погоди… у меня, никак, вот тут спички были, – торопливо промолвил Захар, роясь в кармане шаровар, – так и есть, тут.

Захар пригнулся к полу; секунду спустя синий огонек сверкнул между его пальцами, разгорелся и осветил узенькие бревенчатые стены, кой-где завешанные одеждой, прицепленной к деревянным гвоздям; кой-где сверкнули хозяйственные орудия, пила, рубанок, топор, державшиеся на стене также помощию деревянных колышков; во всю длину стены, где прорублено было окошко, лепились дощатые нары, намощенные на козла, – осеннее ложе покойного Глеба; из-под нар выглядывали голые ноги приемыша.

– Смотри в оба, не зевай, – вымолвил Захар, просовывая руку с огнем под нару.

– Вижу… здесь, вот он! – шепнул Гриша.

– Шт… тащи… Эх, погасла, варварка! Ну, да ништо: и без огня теперича справимся.

Хриплый шорох по земляному полу возвестил, что сундук тронулся с места.

– Как же быть-то? Ведь у сундука замок, а ключа-то нет, – сказал Гришка, окончательно выдвигая сундук из-под нары.

– Ничего: был бы топор… Заднюю доску у сундука отымем: это все единственно, как есть все на виду окажется; оно и лучше… Ключ, верно, у старухи… Заложим опосля доску-то, на место поставим – она и не догадается. Кажись, тут был где-то топор.

– У двери на гвозде… нашел?

– Тута; на, бери его, а я пока засвечу спичку, – сказал Захар, подавая Гришке топор.

Спичка вспыхнула, и Гришка принялся за дело. Старый, изветшалый задок сундука отошел без больших усилий, но в ту самую минуту, как приемыш наклонил голову к отверстию сундука, Захар, успевший уже разглядеть кое-что на дне, уронил спичку.

– Эх, изменила, окаянная! – прошептал Захар, поспешно прислоняясь плечом к плечу товарища и стараясь показать, что шарит у себя в кармане.

В этом положении Захар мог чувствовать малейшее движение своего приятеля; суетливые движения Захара, который продолжал делать вид, как будто отыскивает спичку, не могли возбудить подозрений Гришки.

– Шут их знает! Не найдешь, да и полно! – повторил Захар, обшаривая между тем свободною рукою сундук. – Должно быть, все… Нет, погоди, – подхватил он, торопливо вынимая два целковых и запрятывая их с необычайным проворством один в карман шаровар, другой за пазуху, из предосторожности, вероятно, чтобы они не звякнули.

Захар, без сомнения, повторил бы свою проделку; но движение Гришки дало знать, что рука его также протягивалась к сундуку.

Спичка мгновенно отыскалась.

– Кошель! – сказал Гришка.

Соколиные глаза Захара жадно устремились на руки товарища, и горящая спичка задрожала между его пальцами при виде раскрытого кожаного кошеля, в котором находилось мелочью и целковыми рублей сто ассигнациями.

– Должно быть, еще есть, – глухо прошептал Захар, сдавливая пальцем огонь.

Но на этот раз хитрость ни к чему не послужила: рука приемыша была уже в сундуке, прежде чем Захар успел протянуть свою собственную.

– Тряпица с деньгами! – вымолвил Гришка голосом, задыхающимся от волнения.

В тряпице, завязанной в несколько узлов, нашлись, к сожалению, одни только заржавленные, старые скобки, задвижки, пуговицы, петли и гвозди, перемешанные, впрочем, с несколькими пятаками. Несмотря на тщательный розыск, в сундуке не нашлось больше ни одного гроша; все сокровища Глеба заключались в кожаном кошеле; то был капитал, скопленный трудолюбивым стариком в продолжение целого десятка лет!

– Ну, ничего! – сказал Захар. – Маленько обманул нас старик, а все хошь недаром сходили: будет, чем покуражиться!.. Пойдем: пора; я чай, ребята ждут, – заключил он и без дальних разговоров быстро вышел в сени.

– Погоди; дай управиться; куда ты? Вместе пойдем, – торопливо шептал Гришка.

– Один не уйду… Уж и струхнул… Эх ты! – грубо отозвался Захар.

Скрип лестницы возвестил, однако ж, Гришке, что товарищ его спешил пробраться на чердак каморы.

Торопливость окончательно овладела тогда Гришкой. Забыв все предосторожности, он кой-как приложил оторванную доску к сундуку, пихнул его под нару, оставил топор на полу и, не захлопнув даже подвижной доски, которой запиралось окошко, выбежал в сени. Он сообразил, однако ж, всю необходимость запереть дверь каморы; сундук, топор, окно – все это можно было привести в порядок завтра, но во что бы то ни стало надо запереть камору; а ключ и замок никак между тем не отыскивались. Шаги Захара совсем умолкли. Гришка был один в сенях: ну что, если жена, старуха или дедушка Кондратий, пробужденные шумом, выбегут вдруг из избы?.. Ему послышалось даже, как словно кто-то ходил по избе. Гришка бросился со всех ног на лестницу, ведшую на чердак. Но едва только закинул он ногу на последнюю ступеньку, дверь в самом деле отворилась.

– Дунюшка? Ты, родная? Ась? – проговорила тетушка Анна.

Затаив дыхание, Гришка висел неподвижно на верхней ступеньке лестницы.

К счастью, ветер, зашумевший в эту минуту передними воротами, привлек внимание старушки: она прошла сени, загремела засовом, который замыкал дверь крыльца, и спустилась на двор.

Миновав чердак и выбравшись затем на кровлю навеса, Гришка дохнул свободнее. Скатываясь наземь, он чуть не сел на шею Захара, который ожидал его, притаясь за плетнем.

– Что ж ты меня оставил? – досадливо сказал приемыш. – Я чуть было не влопался: старуха из избы выходила…

– Кто ж на завалинке-то сидел? – отрывисто возразил Захар. – Стало, жена… Смотри, Жук, она за тобой присматривает.