— Во-первых, из-за наших шуток никто не должен умереть, — продолжил он, уже почти не шепелявя. — Именно поэтому ты до сих пор жив, друг мой. Потолок раздавил бы тебя, если бы я его не придержал… Во-вторых, мы не имеем права нарушать своих обещаний. Если мы опрометчиво пообещаем кому-то что-то, то обязаны сдержать свое слово. — Он грустно покачал головой. — Иначе мы проваливаемся на более низкий уровень мироздания.

— Минуточку, — перебил его я. — Ты что, хочешь сказать, что ты здесь потому, что нарушил данную кому-то клятву?

— Клятву? — Гурчик расхохотался, держась за живот. — Мальчик, да ты вообще знаешь, на каком низком уровне вы существуете? На шестом! Вот так низко я пал. А все потому, что я не могу держать рот на замке. Сам не знаю, зачем пообещал этому бармену из Ярк-эль-Хларка, что напугаю его конкурента. А этот подлец умер до того, как я успел его напугать! И вот вам — я уже на седьмом уровне. Не повезло так не повезло! — он печально закатил глаза.

— А что это за долг? — продолжал допытываться я, чувствуя, что гном трезвеет. Его голос становился все увереннее, и он уже не шепелявил, так что времени у меня почти не оставалось.

— Это что-то вроде счета, — объяснил он. — Если я принесу людям достаточно неудач на определенном уровне мироздания и при этом не произойдет ничего плохого, то я могу подняться на более высокий уровень. — Он глубоко вздохнул. — Но для этого мне тут еще работать и работать. Кроме того, я двести лет просидел в этой дурацкой банке. — Он подмигнул мне. — Но с тобой у меня все получится. Тебе, конечно, будет не очень-то приятно, но ведь друзья помогают друг другу, верно?

Наблюдая за кобольдом, я понимал, что нельзя медлить ни секунды.

— Ну, ясное дело, Гурчик, — словно мимоходом заметил я. — Я полностью к твоим услугам, но только после того, как разделаюсь с големом. Знаешь, я вот тут думаю… А если на некоторое время ты прекратишь подставлять меня и поможешь мне уничтожить голема?

— Ну, ясное дело! Обещаю…

Он чуть не захлебнулся своими словами, но было уже поздно. Слишком поздно!

— Мы ведь друзья, а друзья помогают друг другу, — ухмыльнулся я.

Его здоровый коричневый цвет кожи приобрел бледно-красный оттенок, а белые волосы встали дыбом. Затем Гурчик начал материться. Я не смог бы повторить его ругательства, поскольку многие из них прозвучали на неизвестном мне гортанном языке. Ну а то, что я понял, мне не хотелось бы упоминать из соображений приличия.

— Ты меня уделал! — вопил он. — И почему я постоянно что-то должен ляпнуть? Да я тебя…

— Осторожно, — поспешно перебил я кобольда. — Пятый уровень ждет тебя. Никаких больше шуточек за мой счет.

И вновь мне пришлось выслушивать целый поток ругательств. Любой мексиканский погонщик ослов на моем месте побледнел бы от зависти. В конце концов Гурчик спустил пар.

— Начнем с моего смещенного диска. Могу поклясться…

— Да будь ты проклят! — Продолжая ворчать, Гурчик щелкнул пальцами, и в тот же миг боль в моей спине прекратилась. Облегченно вздохнув, я встал с кровати. Говард оставил мне на стуле чистую одежду. Строго покосившись на Гурчика, я дождался, пока он отвернется и, сняв пижаму, поспешно переоделся.

— Я вот тут спросить хотел. Ты ведь можешь принимать любое обличье, не так ли, дружище?

— Да, — недовольно произнес Гурчик. — Ну, в разумных пределах, конечно.

— Вот и чудесно. — Затянув пояс, я сунул ноги в лакированные туфли. — А теперь слушай, Гурчик. У меня есть план.

Подняв голову, Пес тихонько заскулил. Он по-прежнему сидел перед темным входом в пещеру, куда ушел его хозяин.

За последнюю ночь сюда приходили и другие люди. Они тоже шли в пещеру, не обращая внимания на Пса. От них как-то странно пахло, и Пес на время спрятался в глубине леса. Когда же запах падали, исходивший от этих странных двуногих, развеялся, он вернулся на свой пост.

День, ночь и еще один день Пес ждал старика. Время от времени он пытался последовать в темноту, за своим хозяином, но там его подстерегали опасность и смерть. Ему так и не удалось проникнуть в пещеру дальше чем на пару шагов — уже через несколько секунд он, поджав хвост, выбегал наружу.

На густой лес опустились сумерки, тени стали длиннее, и тут Пес почувствовал знакомый и родной запах, наполнивший его сердце радостью. Виляя хвостом, он забегал туда-сюда перед входом в пещеру. Внезапно какой-то новый запах нарушил его радость. Остановившись, Пес поднял острую мордочку и принюхался. Да, это был все тот же знакомый запах, но к нему примешивалась вонь смерти и разложения! Пес тихонько зарычал, повинуясь инстинкту, который предупреждал его об опасности, но все же попытался не обращать на это внимания и продолжал ждать. Наконец в темноте пещеры он разглядел знакомые очертания. Возбужденно залаяв, Пес побежал к своему хозяину. Хозяин вернулся! Пес прыгал вокруг него, пытаясь лизнуть бородатого старика в лицо.

Старик остановился. Поначалу он, казалось, не заметил своего четвероногого друга, но затем склонился к Псу и провел ладонью по его коричневой шерстке. Замерев на месте, Пес радостно уставился на хозяина блестящими пуговками глаз. Как приятно было ощущать прикосновение знакомой руки, которая гладила его, почесывая шею… Пес почти не почувствовал, как старик поднял его и, смерив холодным мертвым взглядом, одним движением сломал ему шею.

Вслед за мертвым бродягой из темноты вышли и другие — те, что стали воплощением ужаса. Белые кости. Изъеденная тленом плоть. Тела, восставшие из ада, чтобы принести в этот мир смерть. Все больше и больше мертвецов выходило из пещеры, где они прятались от взоров живых. Серые сумерки саваном опустились на лес. Птицы умолкли. Армия мертвых следовала беззвучному зову богов, требовавших мести за пренебрежение к законам бытия. Слепые глаза смотрели вперед, и хрупкие, покрытые тленом кости двигались по невидимому пути.

В сторону Лондона.

— Лида, где ты? Где ты спряталась?

Загорелый юноша, звавший в сумерках свою подругу, был высоким и мускулистым. Темные роскошные усы придавали его еще детскому лицу мужественность. Под густыми сросшимися бровями блестели светлые умные глаза. Парень был одет в плотные расклешенные брюки из коричневой парусины и жилет из овечьего меха. Запрыгнув босыми ногами на большой валун, он осмотрелся.

— Лида! — вновь позвал он, и его голос эхом разнесся по лесу. — Не глупи! Я же тебя все равно найду!

Он говорил с сильным венгерским акцентом, вплетая в свою речь слова из других языков. Это был ромский язык, язык цыган.

В полумиле от того места ночь озарялась отблесками большого костра. У телег раздавались голоса и пение, и их подхватывал нежный летний ветерок. Доносились звон колокольчиков и смех девушек, танцевавших вокруг костра. Но Петрош не обращал на это внимания. Он прислушивался, внимательно глядя вокруг и пытаясь увидеть хоть какое-то движение. Пожав плечами, он в конце концов уселся на валун и стал рвать траву.