И вот она приподняла крышку и медленно-медленно опустила внутрь палец. Да, несомненно, это то же самое, знакомое ощущение. Палец погрузился в мельчайший, нежный песок, и песчинки пристали к коже. Трусла сама не отдавала себе отчёта, почему она это делает, но поднесла облепленный песком палец к губам и облизала его. Она ощутила очень слабый привкус — вкус воды из Торовых болот — и почувствовала лёгкое веяние тонкого аромата.

— Сестрица!

Что это было? Её действительно окликнули или ей только показалось?

— Ты можешь гораздо больше, чем тебе кажется. И ты ещё многому научишься, многое узнаешь!

— Ксактоль? — произнесла она вопросительно, не открывая глаз. Потому что сейчас она находилась не в тесной каюте, а на песчаном берегу, песку было много, и он вздымался и кружился в лунной пляске, превращаясь в ту, с кем она хотела быть рядом, стать такой же, как та.

— Ступай к той, что близка к Великому Сну, — эти слова Трусла услышала очень отчётливо. — Поделись с ней своей силой. Две Силы удерживают её сейчас в этом мире; нужна твоя, третья, чтобы она здесь окончательно закрепилась.

Трусла снова убрала кувшин в укромное место, где он стоял раньше, и сразу направилась в большую каюту. Раздвижная дверь была закрыта, но Трусла так решительно взялась за ручку, словно её сюда позвали, и, слегка приоткрыв дверь, проскользнула в помещение.

Ундия лежала теперь не на койке, а на полу, на котором для неё постелили одно на другое несколько одеял, рядом с нею, бок о бок, покоилась Одга. Обе лежали нагие, и над ними все ещё вился туман, вызванный Инквитой. Канкиль сидела в головах, возложив каждой на лоб свою ладошку. Глаза маленького существа были закрыты, и слышалось лишь тихое мурлыканье.

Напротив, скрестив ноги, сидела на полу Фрост, и кристалл, направленный на девушек, то вспыхивал, то угасал, чтобы снова вспыхнуть и снова угаснуть.

Обе женщины, казалось, не заметили появления Труслы, но она уверенно подошла к спасённой с погибающей лодки незнакомке, которую звали Одга, и опустилась рядом с ней на колени. Протянув руку, Трусла положила ладонь ей на грудь и ощутила смертный холод.

Тогда Трусла закрыла глаза. Песок. Обширное пространство, сплошь покрытое песком… И вот песок заколыхался, вздымаясь вокруг неё вихрем. На этот раз сама Трусла кружилась в этом вихре, то погружаясь в глубину, то поднимаясь ввысь, и тонкий песок ласкал её тело. И тут она сделала то, на что прежде никогда не решалась. Она стала взывать — не с мольбою, а повелительно и требовательно — призывая Силу, которой не обладала, как она думала раньше, ни одна из её соплеменниц.

Песок, в вихре которого она кружилась, был тёплым и становился все теплее, пока не сделался обжигающе горячим, и тут она подчинила его своей воле и направила животворящий жар туда, где он был нужен.

Эта борьба требовала столько сил, сколько ей ни разу не приходилось вкладывать с тех пор, когда Симонд вместе с нею вырвался за врата здешнего мира, и ей пришлось отчаянно бороться за свою жизнь. И всё-таки она сохранила это тепло и поддержала его жаром собственных сил, и прогнала смертный холод, уже тянувшийся к жертве стылыми пальцами.

Тут она без сил упала навзничь. До её слуха смутно донёсся слабый стон, и она поняла, что одержала победу. Затем чьи-то руки подняли её и посадили, подложив под спину подушку. Туманно, словно сквозь пелену ещё не улёгшегося песчаного вихря, она видела, как Фрост и Инквита хлопочут над девушками, укутывая их в одеяла, а укутав, осеняют магическими знаками, которые Фрост творила кристаллом, а Инквита руками.

Что-то тёплое и пушистое прижалось к груди, маленькие ручки обхватили за шею. Это была Канкиль, она сама пришла к Трусле, с мурлыканьем обняла, и Трусла почувствовала, что от этих равномерных мурлыкающих звуков в неё начали вливаться новые силы.

— Трусла! Что они сделали с тобой? — донёсся до неё сквозь успокоительное урчание взволнованный голос Симонда. Он оказался рядом с нею на полу и, стоя на коленях, держал в своих объятиях, не обращая внимания на Канкиль, которая продолжала цепляться за неё, как младенец за свою мать.

В глазах сверкнул ослепительный свет. Она хотела отвести взгляд. Но не могла. Лёд — всюду ледяные глыбы! Но нет! Её тело было по-прежнему тёплым, ледяные волны не смогли её поглотить'

И тут она поняла, что это был луч магического кристалла, и он ничем не грозил, просто Фрост помогала ей очнуться и вернуться к действительности.

Первой, кого она разглядела сквозь ослепительное сияние, была Ундия. Девушка куталась в одеяло, и на её загорелом лице проступила зеленоватая бледность. Но глаза уже не горели безумным блеском, она жадно пила из чашки, которую поднесла к её губам Инквита.

— Одга? — Чуть слышно прошептала Трусла одними губами.

— Она спит, сестра, — ласково откликнулась Фрост. Впервые она приветствовала Труслу словом, с которым обращались друг к другу те, кто был причастен к Силе. Сила… Песок… Она плясала пляску песка, и песок повиновался ей. Трусла вздрогнула и выпрямилась в объятиях Симонда:

— Ксактоль!

Никогда ещё она не произносила это имя в присутствии посторонних, даже в присутствии Симонда.

Фрост немного склонила голову набок, точно взвешивая мысленно это слово. Затем улыбнулась, и Трусла неожиданно увидела, что в ней нет ни капли неприступной суровости, которую она приписывала колдуньям.

— Божества, которым мы служим, предстают, возможно, в различной ипостаси, но, в сущности, это одна и та же Сила, как бы она ни называлась — Пламя, Гуннора или…

— Арска, — подсказала Инквита. Она только что уложила Ундию и теперь укрывала меховым одеялом Одгу. — Эта девушка осталась жить, может быть, потому, что она ещё нужна здесь, на земле. Мы убедились, что Свет тянется к ней. Но сейчас ей надо поспать. Канкиль!

Трусла невольно сильнее прижала к себе пушистую крошку, так не хотелось ей отпускать это тёплое существо. Но потом она подумала, что ведь с ней теперь Симонд. Крошка-помощница шаманки побежала к хозяйке, склонившейся над Одгой, и проворно шмыгнула под меховое одеяло. Трусла не сомневалась, что там сейчас её тепло нужнее всего.

— Трусла, — позвал Симонд тем ласковым голосом, который всегда давал ей ощущение, что они с ним одно неразделимое целое. — Тебе нужно отдохнуть.

Не дожидаясь её согласия, он подхватил жену на руки и отнёс в каюту Как было бы хорошо, если бы каюта принадлежала им двоим, подумала Трусла. Но он и сам пристроился рядом с ней, словно думал о том же, о чём и она. Он стал гладить её по голове и целовать, и в этих поцелуях она чувствовала не страсть, а радость, что они вместе.

Она спала, но не видела никаких снов. Она не плясала в песчаном вихре, не пряталась от бредовых образов Ундии, а отдыхала, окунувшись в бархатную тьму, в которой ей так хорошо и покойно.

Зато других преследовали сновидения. Фрост дважды доставала кристалл, чтобы погрузить Одгу в более глубокий сон, а Канкиль то и дело принималась жалобно пищать и вскрикивать от страшных картин, которые вспоминались во сне бедной девушке.