– Хорошо, – сказал я и принялся за работу.

Всему когда-нибудь приходит конец. Империям, королевствам, звездам. Даже тюремному заключению, хотя, как мне кажется, любому узнику пребывание в камере кажется длиннее всей его жизни. Все заканчивается, – так учат схоласты и Капелла. Даже звезды со временем гаснут, как угольки в брошенном костре. И вот, наконец, спустя месяцы одиночества – период, длительность которого я с трудом могу оценить, – тяжелая дверь клетки отъехала с помощью древних, как императорский дворец на Авалоне, механизмов.

На пороге появился не Кхарн Сагара и не его дети-клоны.

Даже не Калверт.

Это был Юмэ.

– Прошу вас обоих подняться и выйти за мной. Хозяин потребовал привести вас к нему.

За големом стояли шестеро туполицых СОПов с обвисшими, как у трупов, щеками.

Валка дремала, прижимаясь спиной к моей груди в поисках тепла, которого не давала шинель. Я осторожно разбудил ее и протянул руку, чтобы помочь подняться. От помощи она, как обычно, отказалась, но шинель накинула.

– Что случилось? – спросил я, нащупывая в кармане брюк осколок скорлупы, как амулет. – Что изменилось?

Голова голема крутилась на его механической шее, единственный глаз сверкал красным посреди кольца золотой филиграни.

– Мне не велено посвящать вас в подробности. Только привести лично.

– Лично? – переспросила Валка.

– Лично, мадам, – ответил Юмэ и жестом попросил нас к выходу.

Валка неспешно укуталась в шинель. Я взял лидерство на себя и без возражений вышел из камеры. Валка – за мной. Несмотря на то что нас по обе руки сопровождали СОПы, а впереди шагал автоматон, казалось, что мы с Валкой по-прежнему наедине. Я, как Орфей, боялся оглянуться, чтобы не увидеть ликов мертвых.

Мы шли молча, вокруг было темно, если не считать пары светящихся сфер, следовавших за Юмэ. Я слышал плеск волн у волнореза и представлял, как под водой шевелится множество рук. Юмэ повел нас не через старый город, куда ходила вагонетка, на которой мы прибыли, а по другой улице, мимо руин белых пластиковых и полуразрушенных бетонных зданий. Я словно шел сквозь воспоминания, неоконченные материнские оперы, мимолетный сон. Да, я чувствовал себя так, как в видении Тихих, как будто то измерение, зовущееся временем, ковровой дорожкой расстилалось передо мной. Здесь пахло историей – и доисторией. Здесь хранились реликвии Войны Основания, артефакты, предшествовавшие Адвенту и гибели мерикани с их машинами.

Останки старого мира.

Я задумался о том, где же на звездной карте располагается Воргоссос. Должно быть, недалеко от Земли, в шпоре Ориона, посреди так называемого Имперского пространства. Могла ли «Загадка часов» пронести нас через такое широкое море? Конечно, древние мерикани не имели технологий, позволяющих обживать планеты, столь отдаленные от Матери-Земли. Наверняка нет, и тем не менее скорость, которую должен развивать этот корабль Возвышенных, была умопомрачительной, и посоперничать с ним мог разве что быстрейший имперский перехватчик.

Юмэ провел нас под аркой и вверх по короткой лестнице, где у стены пещеры ждал подвесной трамвай – такой же, как тот, на котором мы ездили к пирамиде Кхарна. Возможно, тот же самый, с открытой кабиной и железными поручнями. Рельс уходил вверх вдоль каменной стены, в чернильную тьму. Поднимаясь на платформу, я видел внизу дорожку фонарей, тянущуюся от дамбы к молу, у которого под водой скрывалось Братство.

Без какой-либо команды трамвай, грохоча, начал подъем. Отчасти я был разочарован, ведь надеялся, что нам снова выпадет возможность побывать в удивительном саду Кхарна Сагары. Всю дорогу никто не произнес ни слова; не считая завывания морского ветра, стояла тишина. Я держался за поручни, вглядываясь в непроницаемую тьму. В голову снова приходили мысли об ограничениях, сдерживающих факторах. Я сказал Валке, что они необходимы, что они определяют наши действия, позволяют осознать наше предназначение в мире.

Я не видел.

Наше тело само по себе ограничитель. Я способен думать, как думает человек, смотреть глазами человека. Что видела в темноте Валка своими нечеловеческими глазами, я не знаю. Я не видел ничего и, не видя ничего, воображал вскинутые в приветствии, в благословении бледные руки. Целый лес рук. Левый глаз снова пронзила боль, и я крепко ухватился за поручень, чтобы не упасть. Никто этого не заметил: ни Валка, ни Юмэ. Я чувствовал присутствие Братства так же, как мы чувствуем спиной другого, не видя его. Этот нечеловеческий разум, не ограниченный нашей природой, простирался во времени и пространстве. Я осознавал его не просто бесформенным комком плоти с цепкими руками и грозными глазами, а монолитной структурой, нависающей надо мной, словно башня.

Я прислонился к перилам.

Перила исчезли.

Я потерял равновесие, закричал, ожидая падения.

Но вместо этого двинулся вперед, к монолиту, расплескивая сапогами воду.

Я не ответил, но заметил, как красный огонек, похожий на одинокий глаз без век, мигнул и загорелся на монолите.

– Я здесь! – крикнул я, встав в полный рост в тени гигантского неограниченного интеллекта.

Теперь я удивлялся, как мог счесть это существо пленником данного места. Да, оно не могло покинуть воду. Его расплющил бы собственный вес. Но пленником Братство не было.

– Детей? Детей Сагары?

– Почему вы опять говорите загадками?

– Не пойму, зачем вы мне помогаете.

Я шагнул вперед, но, сколько бы шагов ни сделал, монолитное воплощение нечеловеческого интеллекта Братства не становилось ближе.

– Зачем?