– Ну да, тут ты прав, – сказал Кейн. – Он никогда нигде не был счастлив.

Боб Пауэлл подался вперед и понизил голос:

– Мне всегда казалось, он вроде какой-то немножко… ну, понимаете…

– Вынужден согласиться, – сказал Голд. – У него какая-то тема с сайдкиками. Прямо повернут на них. Замечали? Берет персонажа и первым же делом, при любом раскладе, сочиняет ему маленького друга. Он, когда только вернулся, в «Голд стар» делал Фантомного Жеребца. И вдруг Жеребец тусуется с этим пацаном – как его звали? Птица какая-то.

– Гол Как Сокол.

– Сокол, точно. Малолетний вольный стрелок. Потом он переходит в «Олимпик» – ба, там теперь Дровосек с Малышом Тимберсом. Ректификатор получает Мелкого Мэка, Мальчика-Бойца.

– Ректи-фикатор… уже, знаете, как-то не того…

– Потом приходит в «Фараон» – и там вдруг Аргонавт и Ясон. Одинокий Волк и Волчонок. Елки, он дал сайдкика даже Одинокому Волку!

– Да, но он же все эти годы всех вас нанимал, нет? – сказал Ли. Посмотрел на Марти Голда. – Тебя вот годами не бросает – уж не знаю, с какого перепугу.

– Эй, пасти-то закройте, – сказал Кейн. – Он в дверях стоит.

Сэм Клей ступил во влажную парную «Эксельсиора», и его приветствовали из-за стола. Он кивнул и помахал – неуверенно, будто нынче утром их общество ему не очень-то желанно. Впрочем, купив талон на кофе и пончик, он направился в глубину, нагнув голову слегка по-бульдожьи, как за ним водилось.

– Утро, Сэм, – сказал Гловски.

– Я приехал на машине, – промолвил тот. Глаза у него несколько остекленели. – Я ехал два часа.

– Видел «Геральд»?

Клей потряс головой.

– Кажись, твой старый друг вернулся в город.

– Да? Это который?

– Том Мэйфлауэр, – сказал Кейн, и все засмеялись, а Кейн поведал, как некто, подписавшийся «Эскапистом», в утреннем выпуске «Геральд трибюн» объявил, что намерен прямо сегодня в пять вечера спрыгнуть с Эмпайр-стейт-билдинг.

Панталеоне порылся в груде газет посреди большого стола и отыскал «Геральд трибюн».

– «Многочисленные грамматические и орфографические ошибки», – зачитал он вслух, скользя взглядом по заметке, которой отвели двухдюймовую колонку на второй полосе. – «Угрожал придать огласке „несправедливые ограбления и плохие отношения к лучшим художникам мистера Шелдона Анапола“». Ха. «Мистер Анапол отказался строить догадки относительно личности автора. „Это может быть кто угодно, – сказал мистер Анапол. – Психов вокруг пруд пруди“». Вообще-то, – прибавил Панталеоне, качая головой, – по-моему, Джо Кавалер никакой не псих. Разве что немножко чудак.

– Джо, – изумился Клей. – Люди, вы думаете, это Джо?

– Он в городе, Сэм? Ты с ним общался?

– От Джо Кавалера ни слова не слыхать с войны, – ответил Клей. – Не может быть он.

– Я и говорю – розыгрыш, – вставил Ли.

– Костюм. – Клей поднес было огонь к сигарете (за стол он так и не присел), но рука замерла на полпути. – Ему понадобится костюм.

– Кому?

– Этому человеку. Если правда есть такой человек. Ему нужен костюм.

– Сошьет, в чем проблема?

– Ну да, – сказал Клей. – Прошу меня извинить.

Он развернулся, так и держа незажженную сигарету, и зашагал обратно к стеклянным дверям «Эксельсиора».

– Он только что ушел с талоном.

– И по-моему, расстроился, – сказал Джули Гловски. – Зря вы ехидничали, народ.

Он уже встал. Залил в себя последний дюйм кофе из чашки и направился следом за Сэмми.

Быстро, насколько Сэмми позволяли ноги-камышинки, они вдвоем шагали в контору «Фараон-комиксов» в мансарде на Западном Бродвее, где Сэмми был главным редактором.

– Что будешь делать? – спросил Джули. Туман, висевший над городом все утро, так и не рассеялся. Дыхание вылетало изо рта и словно впитывалось в эту повсеместную серую утреннюю марлю.

– В смысле? А что мне делать? Какой-то чокнутый прикидывается Эскапистом – имеет право.

– Ты не думаешь, что это он?

– Да не.

Они прокатились в скрежещущей железной клетке лифта. В конторе Сэмми огляделся и не смог подавить содрогание: исцарапанные бетонные полы, голые белые стены, торчащие, засаленные до черноты потолочные балки.

То была не первая штаб-квартира издательства – первыми были семь просторных комнат в Макгро-Хилл-билдинг, сплошь зеленый лак и бакелит цвета слоновой кости, и там было все, от фурнитуры в уборных до подразделения грудастых секретарш в хромированном интерьере, и все это оплачивалось деньгами, которые Джек Ашкенази прикарманил в 1943 году, продав свою долю Шелдону Анаполу. Ашкенази тогда вложил миллионы в канадскую недвижимость, руководствуясь курьезной уверенностью в том, что после войны Канада и Соединенные Штаты объединятся в одно государство. Когда, к его изумлению, этого не случилось, он вернулся к источнику своего по-прежнему немалого достатка – герою в костюме. Снял блистающий офис на Западной Сорок второй, переманил кое-каких лучших писателей и художников «Империи» и поручил им превратить в звезду персонажа его собственного сочинения, того самого Фараона, переродившегося египетского, само собой, правителя, который носил прихотливый головной убор под Тутанхамона, металлические наручи, набедренную повязку (судя по всему, из затвердевшего цемента) и разгуливал в таком скромно полуголом виде, сражаясь со злом с помощью таинственных сил Скипетра Ра. Писатели и художники насочиняли уйму других, еще менее правдоподобных героев и героинь – Земляного Человека (обладателя сверхчеловеческой власти над камнями и грунтом), Снежного Филина (с его «сверхзвуковым уханьем») и Розу-Раскат (на блестящих красных коньках) – и забили ими страницы девяти дебютных изданий «Фараон-комиксов». К несчастью, Джек Ашкенази по тяжелой поставил на костюмированного супергероя, как раз когда интерес читателей к жанру стал проседать. Оказалось, что победа над реальными пожирателями миров, суперзлодеями Гитлером и Тодзё, а равно над их приспешниками ослабила позиции героев в кальсонах: энергией и сюжетами их обильно питала сама война, и уволенным в запас капитанам и суперсолдатам, что прежде завязывали артиллерию Круппа узлами внахлест и над Коралловым морем прихлопывали «Перехватчиков 0» как мошку, по возвращении нелегко было развить в себе прежний довоенный раж для борьбы с угонщиками, спасения сирот и разоблачения продажных спортивных антрепренеров. В то же время новый злодей, беззаконное ублюдочное дитя относительности и Сатаны, наводил огненный морок даже на самых могучих героев, и те уже сомневались, что мир, который можно спасти, останется у них навсегда. Вкусы вернувшихся из-за моря солдат, подсевших на регулярную доставку комиксов в комплекте с шоколадными батончиками и сигаретами, обратились к более мрачному, более «взрослому» материалу: случилась мода на комиксы по мотивам реальных преступлений, затем любовные комиксы, хорроры, вестерны, фантастика – короче говоря, что угодно, только не люди в масках. Миллионы непроданных экземпляров «Фараон-комиксов» № 1 и восьми прилагавшихся к ним изданий вернулись от распространителей; спустя год ни один из оставшихся шести комиксов не приносил прибыли. Ашкенази, почуяв катастрофу, переехал в центр, уволил дорогих и талантливых, урезал расходы, пересмотрел ассортимент, перешел на экономичные вторичные имитации и добился скромных успехов, превратив свою компанию в нечто очень похожее на «Пиканто-пресс» – бульварное издательство четвертого ряда, прибежище перелицовок, подражания и копирования, с какого и начал свою издательскую карьеру в тощие годы Депрессии, до того как два молодых дурака подарили ему Эскаписта. Но самолюбие его от подобного удара так и не оправилось, и общее мнение гласило, что провал «Фараона» вместе с канадским фиаско стали началом конца, наступившего два года назад со смертью Ашкенази.