Только часа через два за окном мелькнул указатель с надписью «Купянск. 10 км». Выехав на берег Оскола, Иван остановил машину:

— Ростислав, — повернулся он к парню, который всю дорогу просидел на заднем сидении, не проронив ни слова. — А у тебя есть с собой какие-нибудь документы?

В ответ мальчишка отрицательно покачал головой и с испугом посмотрел в сторону матери.

— Я приблизительно так и думал, — спокойно продолжил Черепанов. — Марьяна Петровна, на мосту через речку точно будет блокпост. И к вашему Ростиславу у военных могут возникнуть вопросы. Я предлагаю не испытывать судьбу и переправиться через Оскол в другом месте.

Оставив машину у придорожного кафе, они отошли немного в сторону от моста и по неприметной тропинке спустились к речке. Как и предполагал Черепанов, местные рыбаки ловили рыбу не только с берега — на спокойной глади воды покачивалось несколько стареньких лодок. Договориться с одним из рыбаков переправить на другой берег женщину и пацана Ивану не составило труда.

— Марьяна Петровна, дальше вы с Ростиславом пойдете без меня. На том берегу уже начинается город. Доберетесь до вокзала, а там уже сориентируетесь, куда брать билеты.

Женщина подошла к Черепанову ближе:

– Іване Сергійовичу, дякую вам за все. Я до кінця свого життя буду Бога молити за вас. Борони вас, Боже. У любий час приїздіть до нас. Ви навіть прізвище моє не спитали. Будете у Лісковцях, спитайте Мар’яну Мотузняк. Мене там всі знають.

Она обняла Ивана за плечи и поцеловала его в щеку. Когда уже лодка отплыла на несколько метров от берега, Черепанов услышал голос Ростислава:

— Спасибі, дядьку…

* * *

Лодка с еще недавними спутниками Ивана быстро достигла середины реки. Несмотря на все старания местного рыбака, ее все-таки снесло немного вниз по течению. Черепанов видел, как нос лодки ткнулся в берег, и Марьяна вместе с сыном стала подниматься вверх по крутой тропинке. Еще немного — и цветастое платье женщины скрылось за деревьями, растущими на берегу реки.

Что держит его в Луганске? В последние дни этот вопрос Иван задавал самому себе все чаще и чаще. Вот и сейчас — переехать через мост, и по хорошо знакомой дороге до Харькова будет рукой подать. А там коллеги, друзья, работа… На новом месте легко, конечно, не будет, практически все придется начинать с нуля. Но в том, что у него все получится — Черепанов нисколько не сомневался. В какой-то момент у него даже просыпался азарт — взять и начать все с начала, как почти тридцать лет назад, когда, попробовав себя в роли журналиста, Иван решил открыть свою телекомпанию. Сколько сил и нервов ему это стоило — знает только он один. Но почему-то те годы вспоминались им с какой-то теплотой и с непонятным чувством безвозвратной потери. «А годы, как птицы, летят», — вспомнил он слова из когда-то популярной песни и, сев в машину, развернул ее в сторону Луганска.

Телефон зазвонил, как всегда, неожиданно. Иван автоматически глянул на часы — второй час ночи, кто бы это мог быть?

— Иван Сергеевич, здравствуйте, — голос мужчины в трубке был ему незнаком. — Это отец Иннокентий, настоятель собора, что на Владимирской. Мы с вами несколько раз встречались в мирской суете.

Черепанов вспомнил батюшку, с которым познакомился на благотворительных мероприятиях городского совета. На такого служителя церкви не обратить внимания было просто невозможно. Высокий, подтянутый — он резко выделялся на фоне своих «собратьев», которые со своими животами с трудом втискивались на сидения иномарок. Густая, без единого седого волоска борода и тонкие черты лица делали его чем-то похожим на лики святых, изображенных на иконах. Была еще одна деталь, на которую Черепанов обратил внимание при первой встрече с отцом Иннокентием, — медаль «За отвагу». Из своей армейской жизни Иван хорошо знал, что такими медалями награждаются, как правило, солдаты и сержанты за мужество и отвагу, проявленную в бою. Отец Иннокентий никогда не снимал эту награду, даже когда вел службу в храме. Черепанов все собирался спросить у батюшки, за что тот был награжден такой медалью, но так и не успел.

— Иван Сергеевич, вы меня простите, пожалуйста, за столь поздний звонок, — продолжал между тем батюшка. — Рядом со мной сейчас находится один человек, который хотел бы с вами встретиться. Говорит, что вы познакомились в Афганистане.

— В Афгане? — переспросил Иван.

Он не скрывал своего удивления. Когда это было? Почти тридцать лет назад медицинский борт из Темреза доставил в Москву тяжелораненого капитана Черепанова. На этом Афганистан для Ивана остался в прошлом. Кто бы это мог быть? Армейские друзья? Их мало, но они все знают его номер телефона и могут в любой момент с ним связаться без посредников. Несколько солдат из его роты даже приезжали к нему в гости пару лет назад.

— Здравствуйте, Ваня, — раздался в трубке хрипловатый голос.

Где-то Иван его уже слышал. Но кто это?

— Вас побеспокоил Сергей Александрович Святенко. Помните горный аул на границе с Пакистаном? Дерзкого мальчишку Мехрана? Военнопленных десантников?

Да это же священник! Сколько раз Иван вспоминал этого загадочного батюшку и в Афганистане, и уже на гражданке. Однажды, еще в Афгане, встретив подполковника Репнина, он не удержался и напрямую спросил у него, что слышно об их общем знакомом.

— Священник? Сергей Александрович? — удивленно посмотрев на Черепанова, переспросил контрразведчик. — Первый раз о таком слышу. И тебе, капитан, советую всякой ерундой голову не забивать.

Этим ответом особист еще больше заставил Ивана задуматься о судьбе таинственного священника. Сколько же ему сейчас? Лет семьдесят, не меньше. Он и в те далекие восьмидесятые выглядел стариком, а сейчас, наверное, и подавно.

— Вспомнили? — вопрос Святенко заставил Черепанова отвлечься от воспоминаний. — У меня, Иван Сергеевич, очень мало времени. Я понимаю, что уже поздно, но мне хотелось бы встретиться с вами прямо сейчас. Вы не возражаете?

— Хорошо, приезжайте, — ни на минуту не задумываясь, ответил Иван. — Только у нас сейчас комендантский час… Может, лучше все-таки подождать до утра?

— Ничего, я буду осторожным, — ответил священник, и в трубке раздались короткие гудки.

Иван не успел сказать старому знакомому свой адрес, но он почему-то был уверен, что тот его знает. Черепанов закрыл ноутбук, убрал в шкаф разбросанные еще с вечера вещи и открыл холодильник. «Не густо, конечно, но яичницу с колбасой приготовить можно», — с сомнением глядя на початую бутылку водки, подумал он. Поставив на плиту чайник, Иван подошел к окну. До утра было еще далеко, но где-то к востоку над крышами многоэтажек, словно лучи рассвета, полыхало зарево. Бой шел далеко в стороне, может быть, за десятки километров от города, но глухие звуки разрывов были хорошо слышны даже в центре. Во многих окнах горел свет. Большинство горожан уже привыкли к тому, что артиллерия начинает «работать» на рассвете. Поэтому днем все старались выспаться, а по ночам — это уже как Бог даст. Особенно доставалось жителям домов, которые располагались на окраинах города и в районе аэропорта. Бывало и такое, что канонада от разрывов снарядов и мин там не умолкала ни днем, ни ночью. И так неделями. Несмотря на то, что ни газа, ни воды, ни электричества в этих районах давно уже не было, многие люди не покинули свои дома и продолжали в них жить. Кто в подвалах, кто в ванных комнатах, а кто и просто в коридорах или на лестничных площадках, устраиваясь на ночь под бетонные стены несущих конструкций. Откуда-то пошел слух, что под ними во время обстрела находиться безопасней, чем в комнатах. Иван скептически относился к этим советам «бывалых», будучи убежденным в том, что все зависит от калибра боеприпаса и опыта наводчика. Но сумку с документами и вещами первой необходимости держал всегда под рукой. Самое удивительное наступало утром. Пережив ночной кошмар, невыспавшиеся жители городских окраин как ни в чем ни бывало спешили на работу, ехали в центр за продуктами, собирались у своих подъездов и до хрипоты спорили о том, из чего их обстреляли этой ночью — из «градов», танков или самоходных орудий? Потом они не спеша обходили микрорайон, считая воронки и попадания в стены и крыши домов. Называли имена тех, кому этой ночью не повезло… И так до вечера. С наступлением темноты улицы пустели, в окнах, как по команде, гасли тусклые огоньки свечек и фонариков.