С вершины холма у поворота открывается вид на дорогу. Видна оттуда и приближающаяся со стороны Элпарты вражеская колонна: растянувшаяся на два кай вереница всадников и пехотинцев. Авангард составляют два кавалерийских отряда под пурпурным знаменем Галлоса, за ними вышагивает колонна новобранцев, а примерно в пятидесяти родах позади реют белые стяги Фэрхэвена. По мере своего продвижения чародеи осыпают дальние края лугов по обе стороны дороги огненными стрелами, выжигая траву. Позади них остается узкая, окаймленная зеленью полоса дороги, пролегающая через почерневшие, закопченные поля и луга.

— Почему ветер не сносит огонь к дороге? — интересуется один из бойцов.

— Снесет, — отвечает Доррин, — но попозже. Они забрасывают огненные стрелы так далеко именно для того, чтобы успеть провести войско прежде, чем пожар доберется до дороги.

На холм поднимается еще одна группа спидларских всадников.

— Они убили Эртел, — докладывает женщина-боец, держащая в поводу лошадь без седока. — Надеюсь, ваша затея удастся. А это, — спрашивает она у Кадары, покосившись на Доррина, — и есть твой Черный маг?

— Вообще-то я кузнец, — ворчит юноша.

— А когда рванет? — интересуется женщина, обращаясь по-прежнему к Кадаре.

Та смотрит на Доррина, и отвечает он:

— Я постарался установить заряды так, чтобы они сработали при прохождении чародеев.

— Это не заправилы. Джеслек, их Высший Маг, далеко позади.

— Я не мог сделать запальные шнуры длиннее.

— Ну что ж... хоть одним чародеем меньше.

— Тьма... вот именно!

— Любой из проклятых колдунов...

Колонна поднимается по пологому склону и вступает на прямой отрезок дороги перед поворотом. У Доррина перехватывает дух. Любая случайность, скажем, споткнувшаяся лошадь, может поставить под угрозу весь замысел. Но, к его облегчению, авангард минует заминированный участок без происшествий.

— Ну... когда? — слышится чей-то нетерпеливый голос.

— Еще чуть-чуть, — бормочет Доррин надеясь... Он сам не знает, на что надеется.

Пурпурные знамена неуклонно приближаются. Возле поворота, заметив на возвышенности спидларских всадников, авангард замедляет движение. Задние ряды подтягиваются, и растянувшаяся по дороге колонна уплотняется.

Первый взрыв с громовым ударом выбрасывает в небо фонтан земли и камней, смешанных с кровавыми ошметками плоти.

За ним следует второй, за вторым — третий, но ослепленный болью Доррин уже ничего не видит. Он едва в состоянии держаться в седле.

Белые знамена исчезли. Тела чародеев и солдат превратились в окровавленное месиво. Два десятка спидларских лучников, выскочив из укрытий, принимаются осыпать стрелами уцелевший авангард. Галлианцы мечутся под обстрелом, но передовые всадники бросаются на прорыв, на оседлавших холм врагов.

Но к тому времени, когда Доррину удается восстановить дыхание и проморгаться, в живых из этих смельчаков остаются лишь двое. Они вместе с немногими уцелевшими под обстрелом новобранцами удирают назад, навстречу отставшему отряду под зеленым знаменем Кертиса.

— Жаль, что нас слишком мало для преследования, — говорит Кадара. — Обученных бойцов у Брида осталось тысячи две, а их — вдвое больше. Во всяком случае... было вдвое больше.

Доррин трет лоб. Вспышки боли то ослепляют его, то отступают, и тогда он с ужасом видит истерзанные тела на дороге.

Женщина-боец, до сих пор нарочито игнорировавшая Доррина, теперь смотрит на него расширенными глазами.

— Помоги, Тьма, если они доберутся до тебя, — шепчет она.

— Тьма нам помогает, но этой помощи пока недостаточно, — говорит Кадара. — Поехали, — потом она поворачивается к Доррину: — Сможешь ты устроить что-то подобное еще раз? Как-нибудь иначе?

— Разок смогу, — говорит Доррин, — но теперь они будут остерегаться мощеных дорог. Подумай, нельзя ли заманить их в лес или еще куда... У меня осталось всего три устройства, их очень непросто делать.

Доррину трудно говорить. Вспышки боли больше не ослепляют, однако она по-прежнему пульсирует в висках, да и солнечный свет режет глаза.

— А что, разве никто другой не может понаделать таких штуковин? — спрашивает суровая воительница.

— Для этого нужен Черный кузнец, который был бы одновременно инженером и целителем, — устало отвечает Кадара. — Много у тебя таких на примете?

По просторному помещению пробегает ветерок. Сдвинутые в центр столы и лавки теряются в пустом пространстве. Сквозь щели в дощатом потолке торчат клочья соломы — наверху сеновал. Солдаты лежат вповалку, а Доррин, стараясь не обращать внимания на головную боль, жует принесенные ему Кадарой хлеб и сыр.

Хотя вторая минная ловушка сработала не так впечатляюще, как первая, взрывы оказались достаточно сильными, чтобы Доррин потерял сознание. Совершенно очевидно, что военные действия не для него. Единственное, чего он хочет, — это вернуться в Дью.

— Как только мне станет лучше, я уеду, — заявляет юноша.

— Доррин, — сокрушенно качает головой Кадара. — Этой дорогой тебе не проехать. Белые будут охотиться за тобой, разошлют повсюду всадников. Три или четыре отряда.

Медленно жуя хлеб и сыр, юноша размышляет над ее словами. Пожалуй, Кадара права. Просто так ему отсюда не выбраться.

— А ваш оружейник не будет возражать, если я здесь поработаю?

— Ты наша единственная надежда — еще спрашиваешь?

— У меня с собой даже инструментов нет.

— Нашел о чем беспокоиться. Велка даст тебе все, что нужно. Ты нужен Бриду здесь. К тому же Брид снимет с меня голову, если я отпущу тебя без охраны, а откуда мне ее взять, коли здесь каждый человек на счету?

Доррин вздыхает, полагая, что если Клет надеется только на него, то город обречен. До подхода основных сил Белых он, поднапрягшись, сможет смастерить еще с дюжину мин, но ведь толк от них будет лишь в том случае, если их удастся установить в подходящих местах, и если Белые не обнаружат их раньше времени, и если они сработают как надо, и если... Слишком много всяких «если».

Даже мысль о необходимости изготовлять орудия смерти усиливает головную боль. Ведь одной Тьме ведомо, сколько жизней унесут его изделия.

Доррин отпивает жидкого пива. Кадара сказала, что здешнюю воду пить небезопасно, а искать свою флягу у него нет сил.

— А ты почему не ешь? — спрашивает он Кадару.

— Так, не хочется... — отвечает она, слегка поморщившись.

Это его вдруг начинает беспокоить. Как это — у Кадары нет аппетита?

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо... — она отдергивает руку, но он уже успел прикоснуться и понять, что ее тревожит.