– Прости, но сон покажется еще слаще, когда ляжешь, наконец, в постель, справившись с неожиданным маленьким затруднением. И это – правило четвертое, – пошутил он.

Изора сердито посмотрела на Жюстена, сбросила одеяло и последовала за ним до двери, а уже там обняла.

– Вы тоже будьте осторожны, господин инспектор.

– Обещаю. У меня есть для этого серьезная причина: поскорее тебя увидеть, – ответил он.

Они снова поцеловались. Оставшись в одиночестве, Изора постояла несколько секунд и только потом вернулась в постель.

– И я никогда не была так счастлива, – дополнила она свой список радостей, но очень тихо, как будто боялась лишиться этого счастья, внезапно осознав, что оно ей только приснилось…

Феморо, в доме Йоланты и Тома Маро, на следующий день, суббота, 11 декабря 1920 г.

Пора вставать… Тома с огорчением смотрел на стенные часы, только что пробившие шесть раз. Столько вопросов вчера осталось без ответа, что он долго не мог заснуть. Растрепанная Йоланта повернулась к нему лицом.

– Ты очень беспокойно спал этой ночью, – нежно сказала она. – Болел живот после моей еды?

– Нет, милая, все было очень вкусно. Отец съел две тарелки супа, и твое рагу из свинины ему очень понравилось.

Молодая женщина улыбнулась и, довольная собой, прильнула к мужу. Ей нравилось просыпаться с ним рядом в теплой постели и наслаждаться мгновениями близости, принадлежавшими только им двоим.

– Я так рада, что Пйотр согласился ночевать у твоего отца, – сказала она.

– Папа тоже доволен, можешь мне поверить! Без мамы и Жерома в доме стало пусто. Тем более что для него это невиданное дело – чтобы Онорина уехала за сотню километров!

Тома просунул руку ей под спину так, чтобы придвинуть к себе поближе. Ему не терпелось отвлечься от мыслей, которые испортили ночной отдых. Все смешалось: Тап-Дюр со своей ложью, мрачный взгляд инспектора Девера и его мысли вслух, таинственная вдова из Ливерньера, о которой он так и не осмелился рассказать ни Йоланте, ни Пьеру. И, конечно, Изора, показавшаяся ему совершенно не похожей на себя прежнюю. Он ее обидел… Перед глазами то и дело возникала картинка: она лежит на полу – хрупкое создание, сраженное его жестокостью, словно молнией.

– Иди ко мне, – задыхаясь, сказал он жене. – Будет что вспомнить о сегодняшнем утре, когда спущусь в шахту, – что-то приятное… До сих пор идет дождь, хотя я предпочел бы снег. Ну же, мне нравится гладить твою грудь. Она красивая и немного налились из-за малыша…

Йоланта приложила палец к губам, призывая к молчанию. Она все еще очень стеснялась и неохотно соглашалась делать то, что считала неприличным. Но в спальне было темно, и ей хотелось доставить Тома удовольствие.

– Милая моя, хорошая, – бормотал он, пока она направляла его напряженный член себе между ног. – О да! Не думай ни о чем, только о нас, моя красавица!

Молодая женщина засмеялась:

– Я думаю только о тебе, мой Тома!

Он привстал и начал яростно двигать чреслами. Смех Йоланты оборвался; она застонала, дыхание участилось. Они по очереди, чуть ли не поспешно, достигли пика.

– Проклятье, мне пора вставать! – выругался молодой углекоп. – А ты, моя хорошая, полежи еще. Я сварю кофе и оставлю его в тепле.

– Спасибо. Мне так не хочется шевелиться, – призналась Йоланта, уютно устраиваясь у него под боком. – Я люблю тебя. Люблю до безумия!

Тома поцеловал ее с особой нежностью: этому выражению он научил ее в самом начале их идиллии, когда Йоланта еще плохо говорила по-французски.

– Отдохни хорошенько! И до вечера, моя любимая женушка! Кстати, ты присоединишься к нам завтра? Папа предложил всем вместе навестить Анну – поедем втроем в Сен-Жиль-сюр-Ви на поезде. И мама обрадуется, и моя маленькая сестренка. Я не видел ее уже много недель. Никогда не знаешь, что может случиться…

– Нет, Тома, я не поеду. Туберкулез – это опасно для нашего малыша. От этого умерла моя мать, или забыл? Я уже ездила к твоей сестре, еще не будучи беременной, но и тогда испытала не самые лучшие эмоции.

– Можешь подождать нас в доме, в Сен-Жиле. – Ты не обязана идти в санаторий, – не сдавался он.

– А мой брат? Оставить его в одиночестве на все воскресенье! Поезжай с отцом, а я останусь здесь. Продолжу шить распашонки, вязать. Пйотр побудет со мной.

– Хорошо, ты права.

Тома быстро оделся и спустился в кухню. К горлу снова подступили тревога и угрызения совести.

«Как я мог наговорить Изоре столько гадостей? Она этого не заслужила. Кому-то другому я простил бы неосторожное слово, вырвавшееся по пьяной лавочке. А ее в тот день избил и прогнал из дома старый мерзавец Бастьен Мийе! Сегодня суббота, мы заканчиваем раньше, так что есть возможность зайти к ней… Моя бедная маленькая Изолина!»

Феморо, Отель-де-Мин, в тот же день

Жюстен Девер грезил наяву, поигрывая ножом для резки бумаги, с которым он никогда не расставался. Талисман достался ему в наследство от бабки по материнской линии. Часы показывали шесть тридцать утра. В его временном кабинете приятно пахло горящим деревом и кофе: заместитель недавно растопил большую чугунную печь и принес поднос с завтраком.

– Официантка из ресторана положила вам два круассана. Симпатичная девушка! Думаю, у меня с ней есть шанс. Сегодня вечером приглашу в кабаре.

– В какое еще кабаре? – удивился инспектор, отвлекаясь от сладких воспоминаний, в которых Изора стонала под ним, обнаженная и прелестная.

– Ну, это не настоящее кабаре, но приезжают парни из Пюи-де-Сер и играют в ресторане – в том, что возле почты. Туда чаще наведываются углекопы и есть место для танцев.

– Ясно! Заведение, где Тома Маро праздновал свою свадьбу. Надеюсь, Сарден, вы не забыли о поручении? Вам пора идти! Приведите ко мне Шарля Мартино. Он не должен спуститься в шахту.

– И под каким предлогом, шеф?

– Скажите, что у меня остались вопросы. И перестаньте называть меня шефом, это раздражает.

– Хорошо, инспектор.

Молодой полицейский вышел, позабыв шляпу и зонт. Жюстен выпил кофе и съел оба круассана. Он был голоден.

«За работу, старик! – подстегивал он себя. – Нужно перестать думать об Изоре, иначе дела вообще не будет. И потом, что я могу ей предложить? О том, чтобы сделать ее своей любовницей, не может быть и речи. Она – серьезная девушка, планирует стать учительницей. Но и замужество вот так сразу предложить не смогу! Она откажется, и правильно – как бы там ни было, а мы слишком мало знакомы! Может, она до сих пор любит своего дорогого Тома. Проклятье! Меня перевели в Ла-Рош-сюр-Йон год назад, и я не собираюсь в ближайшее время уезжать. Да и неизвестно, когда мне предложат очередной переезд… Честно, чувствую себя идиотом! Эта девочка вскружила мне голову!»