отличие от людей, и едят гораздо меньше, поэтому мы в основном беспокоились о том, чтобы дойти до намеченной точки не позднее 15 июня.

Сегодня у нас был поздний ужин: Бернар явился в палатку со съемок около 8 часов, я же работал с собаками Уилла примерно до того же времени.

За день прошли 27,3 мили!

8 июня

Истек отпущенный Всевышним срок

Для неба синего и солнечных газонов,

И снова ветра жесткий помазок

Взбивает пену облаков у горизонта.

Погода в течение дня: температура минус 5 – минус 12 градусов, ветер южный 4–6 метров в секунду, облачно, снег.

Когда я выполз из палатки в 6 утра, то сразу, как старик из «Сказки о золотой рыбке», заметил, что «неспокойно синее море». Вместо вчерашнего безмятежного синего неба, солнца и практически полного отсутствия ветра я увидел летящие снежинки, низкие облака и почувствовал ветер. Правда, он сменил направление с юго-восточного на южный, но теплее от этого не стал. Очевидно, ответственному за погоду представителю Бога в этом забытом им самим районе надоело в конце концов смотреть на то, как мы беспечно транжирим на бесконечные ожидания отпущенное нам драгоценное время хорошей погоды, и он решил в чисто воспитательных целях напомнить нам о нашем тяжелом прошлом. К счастью для нас и наших собак, все это на поверку оказалось не более чем первым предупреждением, поскольку уже в 8 часов, то есть перед нашим выходом, снова показалось чистое небо и появилось солнце. Окружающий белесовато-серый мир преобразился на глазах: вспыхнули разноцветными огоньками кристаллики снега, появились тени, правда, ветер не ослабевал, но особо не мешал, так как дул практически в спину. По такой погоде и путешествовать – одно удовольствие. Даже Уилл отставал сегодня очень и очень незначительно, и я впервые за последние дни увидел на его лице подобие улыбки. Он вновь перестроил ряды своих собак, привязав шесть из них непосредственно к нартам, трех поставил на обычную позицию коренных собак, а вперед – одинокого бродягу Сэма. К полудню южный ветер немного подвернул к западу и усилился. Несмотря на относительно высокую температуру, было зябко, и мне пришлось снова надевать снятую было в беговом порыве штормовку. По всей видимости, на высоте ветер был значительно сильнее: невесть откуда взявшиеся облака проносились над нашими головами бесшумно и так стремительно, что не успевали проскакивать за линию горизонта, и сгрудились, клубясь и наползая друг на друга. Непосредственно под ними, вдали на белом склоне ледника, были отчетливо заметны какие-то темные нерегулярно расположенные полосы. Мы с Джефом, находясь ближе всех к этим непонятным объектам, долго гадали, что бы это могло быть. Горы? Вроде, здесь их не должно было быть видно, если судить по картам и считать, что мы находимся именно там, где думаем. Трещины? Возможно, хотя расположение этих темных полос вдоль склона ледника свидетельствовало не в пользу этого предположения. Оказалось, что это не что иное, как тени от облаков! На большом расстоянии они выглядели неподвижными, и я некоторое время даже принимал их за ориентиры! Можно было себе представить, куда бы мы попали в конце дня, если бы вовремя не распознали коварную игру света и тени! Кстати, об ориентировании. Я заметил, что при отсутствии солнца и достойных ориентиров (к недостойным я относил все подвижные ориентиры, например тень от облаков) постоянно уклоняюсь вправо от генерального курса. Впоследствии в Антарктиде эта моя особенность привела к одному из крупнейших географических открытий того времени: на месте обозначенных на всех картах нунатаков Оландер мы обнаружили обозначенные на тех же картах как расположенные намного восточнее (левее) нунатаки Хай-Скай! Это выдающееся навигационно-геграфическое достижение стало логическим завершением длинной цепи моих (казавшихся мне успешными) попыток удержаться на прямой генерального курса в условиях отсутствия ориентиров и плохой видимости. Рассмотренный на общем собрании участников экспедиции мой преступный правый уклон был подвергнут жесткой неконструктивной критике и поверхностному анализу. Всех почему-то особенно возмущал тот факт, что я, как представитель коммунистической страны, то есть будучи левым по определению, уводил их всех – и без того всегда правых – вправо! Мне представляется, что эта моя особенность была обусловлена не политическими, а анатомическими причинами. Дело в том, что еще в отрочестве, когда я много и интенсивно занимался легкой атлетикой, я всегда использовал в качестве толчковой левую ногу. Это, несомненно, и дало о себе знать сейчас, в старости, когда скользя на лыжах я по привычке сильнее отталкивался левой ногой, отчего и уходил регулярно вправо.

Нездоровые тенденции в погоде продолжали усиливаться, в результате чего она утратила все свои положительные качества. Небо заволокло, ветер усилился до 10 метров в секунду, поднялась поземка, а видимость упала до 300 метров. Я шел впереди, постоянно оглядываясь. Уилл и Кейзо периодически скрывались в пелене летящего снега. Иногда, правда, солнце предпринимало отчаянные попытки прорваться сквозь плотную завесу облачности, и я видел его как размытое стремительно летящими облаками пятно. Это было для меня, как глоток свежего воздуха для ныряльщика, рвущегося из глубин к поверхности. Я быстро определял направление и успевал (правда, не всегда) привязаться к какому-нибудь ориентиру, стараясь не сворачивать вправо до следующего «глотка». В 18 часов остановились с Джефом, чтобы собрать воедино разрозненные войска нашей белой гвардии. Десятиминутное ожидание на свежем южном ветерке потребовало от нас большого гражданского мужества, чтобы не взвыть от холода. Только последовавшие до финиша 40 минут чистого бега немного скрасили мне существование, и в лагерь я пришел совсем тепленький, привезя на колесе 28 заколдованных миль!

Преимущества нашей трехногой французской красавицы-палатки в плохую погоду проявлялись еще нагляднее и ощутимее. Взять хотя бы сам процесс ее установки, который не требовал никаких особых усилий: надо было только поднять ее вертикально и расправить ноги – не говоря уже об ее уютном интерьере, не подвластном, казалось, никаким внешним силам. Я испытывал почти неземное блаженство, сидя с кружкой горячего чая у огонька работающего примуса, отбрасывающего розоватые блики на дрожащие под ударами ветра стены палатки, слушая его заунывные песни и зная, что еще долгих десять часов я могу наслаждаться этим уютом. Перспектива неотвратимости завтрашнего подъема и возвращения к ежедневной рутине меня не пугала. Все отступало на задний план и из теплых глубин спального мешка казалось чем-то далеким и нереальным.

9 июня

Сегодня снежные ухабы

И завтра тоже! Боже