Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второе же постановление звучит, на первый взгляд, несколько странно и даже кощунственно: оно посвящено посмертному восстановлению реабилитированных писателей в правах членов и кандидатов в члены СП СССР. Несмотря на всю макаберность формулировки, смысл в этом постановлении, определенно, был – по крайней мере, социальный: фактически «восстанавливались в правах» не сами мертвецы, а по случаю здравствующие члены их семей – жены или дети. Отныне они приравнивались к родственникам писателей, здравствовавших себе на тот момент, а если и умерших, то в своей постели: всем им причитались определенные – и, в общем-то, по советским масштабам, немалые – льготы и блага, например, постановка на ведомственное (вместо районного) социальное и медицинское обслуживание, вступление в права наследства и т. п. Этот второй список покороче первого – всего пятьдесят девять имен. Но на своем экземпляре Гроссман вписал еще десять имен, и последним среди них, за № 68, – имя Осипа Эмильевича Мандельштама.
Известны, впрочем, и другие списки, составлявшиеся к тому же организациями, много более влиятельными, нежели Союз писателей, – НКВД или Прокуратурой. Так, 7 марта 1957 года Ахматова давала в НКВД свидетельские показания по делу Б.К. Лившица. Ей показали список из 79 оговоренных и оклеветанных писателей (среди них почему-то и Федин), попросив высказаться о каждом[835]. Спросили ее и об О.М., фигуранте и этого дела. Анна Андреевна сообщила следователю, подполковнику юстиции Разумову:
Мандельштам О.Э. в 1938 году был репрессирован, но в 1956 году реабилитирован посмертно. В данное время создана комиссия по подготовке к изданию его литературного наследия. Членом этой комиссии являюсь и я.[836]
Однако в отдельных случаях писательское начальство начинало действовать, не дожидаясь Съезда. На языке прокуроров последующих поколений такого рода случаи и назывались по-особому – «крупняк». Видимо, Алексей Сурков относил О.М. именно к этой категории, – иначе бы он не инициировал и не пробивал бы такие деяния, как создание Комиссии по литературному наследию О.Э. Мандельштама, как однотомник О.М. в «Библиотеке поэта» и как юридическая реабилитация поэта.
Не приходится сомневаться, что именно он посоветовал Надежде Яковлевне подать на посмертную реабилитацию О.М.[837]
Совету она вняла и 24 августа 1955 года заявление о реабилитации подала. Саму «процедуру» подачи она описала 31 августа в письме Суркову:
Уважаемый Алексей Александрович! Передаю Вам стихи, как мы сговорились. Не хватает, может, десятка потерянных стихотворений. Заявление о реабилитации подала. Я должна была сообщить Вам, кому я его передам. Но техника такая – первое заявление опускается в ящик, и для всех справок служит дата его передачи (24 августа – для всех справок). Заявление могут отсеять при первом отборе (еще до прокуроров). (Нет обязательных данных – года и места рождения, и места последней службы. Слово «поэт» обычно вызывает вопрос: «а где же он служил?)»[838]
В ПРОКУРАТУРУ СССР
от вдовы поэта Мандельштама
Осипа Эмильевича,
Мандельштам Надежды Яковлевны
Москва, проездом.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу пересмотреть дело моего мужа поэта Мандельштама Осипа Эмильевича с целью посмертной реабилитации.
Мандельштам был арестован 2 мая 1938 года в доме отдыха «Саматиха» под Москвой. Умер он в пересыльном лагере во Владивостоке 27 декабря 1938 года. В письме из лагеря он сообщил, что осужден Особым Совещанием на пять лет. Те же сведения получены и мной.
По моему глубокому убеждению никакого дела у Мандельштама не было: он был больным человеком, и я неотлучно находилась при нем все последние годы. Я неизбежно оказалась бы соучастницей любого преступления, если бы оно было совершено. Между тем никто меня не трогал.
Я считаю этот арест лишь «повторным», механически вызванным тем обстоятельством, что Мандельштам в 1934 году был выслан на три года в Воронеж за стихотворение, которое он в первые дни после сочинения (1933 г., ноябрь) имел неосторожность прочесть нескольким людям (поодиночке) из ближайшего окружения. Это стихотворение никогда не было записано, и больше Мандельштам никогда никому его не читал.
Книги Мандельштама до его высылки неоднократно издавались. Он сотрудничал в советской периодике с 1917 года. Реабилитация Мандельштама необходима, чтобы поставить вопрос о печатаньи его поэтического наследства и о его месте в советской литературе.
Для литературной характеристики Мандельштама прошу обратиться к следующим писателям:
Суркову Алексею Александровичу (секретарь Союза Советских Писателей);
Чуковскому Корнею Ивановичу;
Эренбургу Илье Григорьевичу.
Мандельштам Надежда Яковлевна
В данное время я жду от Министерства Просвещения РСФСР назначения на периферию и сообщу свой адрес дополнительно. Сейчас я временно прописана в Москве, Лаврушенский переулок, д. № 17, кв. 47.
24.VIII. 1955
В своем заявлении Надежда Яковлевна (и, возможно, тоже по совету Суркова) порекомендовала для аттестации О.М., кроме самого Суркова, еще и Чуковского и Эренбурга. Но ни Чуковского, ни Эренбурга никто, насколько нам известно, по этому поводу не беспокоил.