Бедный наивный Калор. Анабель одобрительно кивает, но я помню ее визит – и то, что она сказала. Она хочет видеть внука на троне – и вернуть прежний мир.

– Премьер, – произносит Тиберий, поворачиваясь к лидеру Монфора.

Откашлявшись, тот встает. Он выше большинства присутствующих, но худосочен. Он напоминает бледную рыбу, и на лице у него такое же пустое выражение.

– Король Воло, мы благодарим вас за помощь в обороне Корвиума. И теперь, здесь и сейчас, в присутствии собравшихся лидеров государств и вас самих, я бы хотел знать ваше мнение по поводу того, что сказал принц Тиберий.

– Если у вас есть вопросы, премьер, спрашивайте, – рокочет отец.

У премьера по-прежнему спокойное, непроницаемое лицо. Такое ощущение, что он скрывает не меньше тайн и амбиций, чем мы все. Хотела бы я их выведать.

– Красные и Серебряные, ваше величество. Кто принимает участие в восстании?

Мой отец выдыхает, и на его бледной щеке подрагивает мускул. Он проводил рукой по заостренной бороде.

– Те и другие, премьер. Это война ради обоих цветов крови. Я даю вам слово. Клянусь головами моих детей.

«Спасибо, папа. Красное командование с улыбкой стребует с тебя эту цену, если им представится возможность».

– Принц Тиберий говорит правду, – продолжает отец. Лжет сквозь зубы. – Наш мир изменился. Мы должны изменить его. Общий враг заставляет нас заключать странные союзы, но тем не менее мы союзники.

Как и в случае с Салином, я чувствую, что удавка сжимается. Она затягивается на моей шее, грозя вздернуть меня над бездной. Так я и буду чувствовать себя до конца жизни? Я хочу власти. Так меня учили, ради этого я мучилась. Я думала, что хочу быть королевой. Но свобода оказалась слишком сладкой. Один глоток – и я уже не в состоянии от нее отказаться. «Прости, Элейн. Мне страшно жаль».

– У вас есть еще вопросы насчет условий, премьер Дэвидсон? – спрашивает отец. – Или мы вернемся к разговору о том, как сбросить тирана?

– А какие будут условия? – голос Мэры звучит непривычно, и это неудивительно. В последний раз я видела ее пленницей, подавленной до неузнаваемости. Теперь искры вернулись к ней. Она переводит взгляд с отца на премьера, ожидая ответа.

Отец принимается объяснять – почти ликующим тоном, – а я задерживаю дыхание. «Спаси меня, Мэра Бэрроу. Выпусти бурю – она у тебя есть, я знаю. Околдуй принца, как ты делала всегда».

– Королевство Разломы останется суверенным после низложения Мэйвена. Короли стали будут передавать венец по наследству. Разумеется, мои Красные подданные получат льготы. Я не намерен создавать рабское государство вроде Норты.

Мэра явно не убеждена, но пока молчит.

– Разумеется, Норте будет нужен свой король.

Глаза у нее расширяются – в них виден ужас. Она быстро поворачивается к Кэлу, ища ответа. Он, очевидно, застигнут врасплох в той же мере, в какой она разгневана. Девочку-молнию читать проще, чем детскую книжку.

Анабель встает и гордо выпрямляется. Ее морщинистое лицо сияет, когда она поворачивается к Кэлу и касается ладонью его щеки. Он слишком потрясен, чтобы как-то отреагировать на ее прикосновение.

– Мой внук – законный правитель Норты, и трон принадлежит ему.

– Премьер… – шепчет Мэра, глядя на монфорского лидера. Она почти умоляет. На непроницаемом лице Дэвидсона на мгновение мелькает печаль.

– Монфор обещает поддержать восстановление в правах Кэ… – он обрывает себя. Премьер смотрит куда угодно, только не на Мэру Бэрроу. – Короля Тиберия.

В воздухе веет жаром. Принц в гневе, даже в бешенстве. А худшее – для всех нас – еще не прозвучало. Если мне повезет, он спалит башню дотла.

– Мы скрепим союз между Разломами и законным королем обычным образом, – говорит мама, поворачивая нож в ране. Она наслаждается. У меня уходят все силы, чтобы сдержать слезы. Чтобы никто их не видел.

Смысл ее слов понятен каждому. Кэл издает сдавленный вопль – звук, совершенно не подобающий принцу, уж тем более королю.

– В конце концов, достойная невеста уже найдена, – заканчивает мама, кладя руку поверх моей и скрещивая пальцы на том месте, где должно находиться обручальное кольцо.

Внезапно просторный зал кажется душным, острый металлический запах крови заглушает всё. Я не могу думать больше ни о чем – и позволяю ему захлестнуть меня. Я сжимаю зубы, чтобы удержать всё то, что мне хочется сказать. Слова грохочут в глотке, просясь на волю. «Я больше этого не желаю. Отпустите меня домой». Каждое слово – измена Дому, семье, крови. Я скриплю зубами. Это костяная клетка для моего сердца.

Я в плену у самой себя.

«Заставь его выбрать, Мэра. Заставь принца отвергнуть меня».

Она тяжело дышит, ее грудь быстро поднимается и опускается. Как и мне, Мэре слишком многое хочется выкрикнуть. Надеюсь, она понимает, как сильно я хочу отказаться.

– Никто и не подумал посоветоваться со мной, – шипит принц, оттолкнув бабушку.

Глаза у него горят. Он довел до совершенства искусство гневно смотреть на десять человек сразу.

– Вы хотите сделать меня королем – без моего согласия?

Анабель не боится пламени – и вновь касается лица внука.

– Мы не хотим кем-то сделать тебя. Мы просто помогаем тебе быть тем, кто ты есть. Твой отец умер ради этого венца, а ты хочешь его просто отбросить? Ради кого? Отвергнуть свою страну? Ради чего?

У Кэла нет ответа. «Скажи “нет”. Скажи “нет”. Скажи “нет”».

Но я уже вижу, что его зацепило. Это искушение. Власть соблазняет и слепит всех. Кэл не может устоять. Кто-кто, а он особенно уязвим. Всю жизнь он смотрел на трон и готовился к тому дню, когда сядет на него сам. Я прекрасно знаю, что это не та привычка, которую легко бросить. И что на свете есть мало вещей слаще короны. Я вновь думаю об Элейн. Интересно, а он думает о Мэре?

– Мне надо на воздух, – с трудом выговаривает Кэл.

Конечно, Мэра следует за ним, и за ней тянется шлейф искр.

Повинуясь инстинкту, я чуть не требую еще бокал вина. Но удерживаюсь. Мэры здесь нет, и никто не остановит светловолосую, если та опять сорвется. К тому же, если я выпью еще, меня начнет мутить сильнее.

– Да здравствует Тиберий Седьмой, – говорит Анабель.

И зал эхом повторяет за ней. Я могу произнести эти слова лишь шепотом. Чувствую себя отравленной.

Он сердито щелкает браслетами друг о друга, и они сыплют искрами. Пламени нет. Искра за искрой – холодные и слабые по сравнению с моими. Бесполезные. Напрасные. Я следую за Кэлом по винтовой лестнице на балкон. Если с него и открывается красивый вид, я ничего не замечаю. Я утратила способность видеть что-либо, кроме Кэла. Все внутри меня дрожит.