Ясно, — холодно произнес он и, не дав мне опомниться, сдернул с вешалки пуховик и начал меня в него заворачивать.

— Перестань! — кричала я, срывая голос, отбиваясь и царапая его лицо ногтями. — Перестань, я не уйду! Я люблю тебя! Тебя! Я выбираю тебя!

Наверное, в голове что-то помутилось. Бросить из-за мужчины то, на что потратила большую часть жизни. Не это ли женское безумие? Не это ли самая частая женская ошибка? Я стала той, кто ее совершил.

И Рома ликовал. Я видела это. В его глазах тут же кадром сменилось желание. Теперь он смотрел похотливо. Стянув с меня пуховик, он настойчиво и влажно меня поцеловал, растворяя остатки сомнений, особенно когда его рука погладила грудь и чуть сжала между пальцами сосок. Я уже не соображала. Одно его прикосновение вводило меня в ступор. Прервав поцелуй, больше похожий на соитие губ и языков, он отвернул меня от себя и положил голой грудью на прохладную древесину коридорной тумбочки.

Его пальцы вдруг шлепнули меня по ягодице, с силой, вызывая громкий визг. В следующий момент он повторил свое действие, но его губы, вдруг прижавшиеся к моим нижним губкам, напрочь смели, словно ветром листву, весь дискомфорт. Я выгнулась сильнее, громко простонав, и стала покручивать ягодицами, чувствуя огненные плети языка на своем клиторе.

Рома мучил меня. Долго. Протяжно. То подводил к экстазу, то резко вставлял пальцы, отдаляя его, то раздвигал булочки, чтобы обострить чувства, добавляя страха.

Я балансировала на грани боли и наслаждения, ощущая постоянное напряжение в теле, пока Рома не смилостивился.

Из-за остроты и тех эмоций, что бурлили в теле, меня накрыл такой оргазм, что я тут же забилась в судорогах и рвано закричала. Я просто захлебывалась в кайфе, а по моим бедрам потекла смазка. О господи, как стыдно.

Он слизал все, что было, поднялся и поцеловал меня. Я ощутила свой же вкус, а потом и то, как Рома развернул мое расслабленное тело к себе. Не дав отдышаться, он поднял меня в воздух, взявшись за влажные ягодицы, и махом посадил на свой торчащий член. Пришлось схватиться за турник, что висел над головой, и наслаждаться тем, с каким упоением и скоростью Рома растрахивает мое лоно. Сильнее, глубже. Резче.

— Еще, еще!

Ног я уже не чувствовала, только теперь уже потоки горячего семени, стекающего по ногам, пока Рома, держа меня на весу, трясся в бурном оргазме.

И вот когда схлынуло волнение, пришло понимание, от чего я только что отказалась. Слезы потекли ручьем, а из горла вырвалось громкое рыдание. Сердце просто обливалось кровью от страха больше никогда не выйти на сцену. Как я смогу это пережить?

Рома понес меня в душ и там уже успокаивал:

— Аня. Ну, Аня. Ну не реви. Погорячился я. Лишать тебя балета. Я же не изверг какой.

— Правда? — шмыгнув носом, осторожно спросила я, надеясь на лучшее, пока он смотрел мне в глаза, одной рукой нащупывая кран. Когда нас облило ледяной водой, я заверещала, а он выругался. Посмотрев друг на друга, мы невольно засмеялись. На меня накатило облегчение.

Отсмеявшись, я снова вопросительно на него посмотрела, и в его глазах снова увидела жесткость.

— Правда, — напряженно проговорил он, слизывая редкие капли воды, что стекали по его вмиг потемневшим волосам.

И вот тут я заметила взгляд. Другой. Теперь он взирал на меня уже не как на просто девушку или любовницу. Или даже на девочку по вызову.

Своим решением я навсегда отдала ему в руки свое сердце. И теперь только от него зависело, будет ли оно биться или разобьется на тысячу осколков. Потому что новое мне уже никто не пересадит.

— Правда. Но танцевать с Веселовым ты не будешь.

_______________________________________________________________

— Рома, я люблю тебя, но я не могу так просто менять партнера.

— И я тебя, малыш, — сказал он и коротко поцеловал. Так нежно, так сладко, что сердце защемило еще больше. Даже не от признания, а от того, с какой лаской он обращался со мной.

— А теперь давай поговорим, — напомнил он о начале ссоры, пока мы лежали в постели и смотрели на ночные огни за окном. — У вас вроде три состава? В спектакле.

— Три.

— Выбери себе другого партнера по танцам.

— А…

— Это не обсуждается. Только так, Аня. Я не собираюсь трястись каждый раз, когда ты идешь выступать.

— Но, Рома. Я не могу просто взять и заменить партнера. Меняется пара. Только так.

— Скажи Афанасьеву, он разберется, или давай я прямо сейчас ему позвоню.

— Постой, — остановила я его руку. — Дело даже не в танцах. Артур — мой единственный друг. С самого детства.

— Который хочет тебя трахнуть, — язвительно заметил он.

— Это неизбежное зло, и это не значит, что он чего-то добьется.

— Так, давай иначе. Ты лучше спроси себя, Аня, — сказал Рома, нависая надо мной. Только теперь не было страшно, скорее, я чувствовала, что нахожусь под самым надежным замком в мире. — Почему он твой единственный друг? Не перебивай. Почему у молодой, доброй, шикарной девушки нет подруг? Почему, только появляясь в коллективе, ты сразу становишься парией?

— Рома, это…

— Это нужно обдумать, ты права. Вот этим завтра и займешься. Сейчас давай спать.

— Они… — начала я объяснять, но не смогла. У меня не было ответа. Меня просто не любили. Только я приходила, завязывала с кем-то разговор. Начинала дружить. На следующий день на меня смотрели волком. А Артур подробно рассказывал, какие гадости обо мне говорят другие. Завидуют, утверждал он.

— Меня просто не любили.

— Тебя невозможно не полюбить, — беззлобно усмехнулся Рома, проведя по моим волосам рукой, а я тут же смутилась от этого невольного комплимента. — Тебя даже Доронина из приемного полюбила. Помнишь Свету, которая тебе конфеты таскала?

— Милая женщина, — с улыбкой вспомнила я грозную Светлану и то, как отнекивалась от сладкого. Был только один десерт, который я употребляла, не боясь потолстеть. Рома, конечно.

— Постоянно говорит мне, чтобы я был с тобою добр.

— Кажется, сегодня ты ее не послушался, — хихикнула я и обняла любимого за шею.

— Не отвлекайся, — нахмурился он и тем не менее коснулся моих губ своими. — И начни уже задавать вопросы. И первый на повестке дня — Артур.

Обдумывать подобное было сложно, ведь это лишало неких ориентиров в жизни. Раньше был Артур. Да, порой бесил, но чаще поддерживал, подталкивал вперед.

Об этом я и размышляла весь следующий день, в субботу, пока солнце еще освещало легкую россыпь снега на деревьях.