Бессмертнов явно проигнорировал тему «спонсоров побега», туманных параллелей. Понимая это, беглый заключенный настаивать не стал. Так или иначе, зарубка была сделана.

– А когда вы поняли, что «не все равно»? – переждав, спросил Данист.

– Когда вы стали угрожать моей семье. Помните, все началось с собаки? Потом бывшая жена, внук… Я готов был вас задушить собственными руками, но умом понимал, что вы мне просто гадите потихоньку. Хотя все вокруг утверждали, что вы мне мстите. И если так пойдет, то…

– …то я вас убью, – закончил за Бессмертнова его давний оппонент. – Да, признаюсь, я «заказал» вас. И, заметьте, адресок мне предоставили те же люди, что буквально вытолкали меня в побег.

– А передумали когда? – осторожно полюбопытствовал собеседник.

– Позвольте! С чего вы взяли, что я передумал? – нагло спросил Данист. – Может, у меня граната за пазухой и вообще я шахид. Шучу, конечно.

– Шутите неудачно, должен заметить.

– Но если серьезно, сомнения впервые посетили меня, когда пообщался с вашим внуком. Славный мальчишка. Безумно любит деда. Именно тогда я как бы стал отматывать пленку назад, но под другим углом. Может, прав ваш Андрюшка? Хотя, что я спрашиваю? Дети всегда правы.

Вы не поверите, Андрей Андреевич, именно в тот день, когда мы расстались с вашим внуком, я впервые задумался, смею ли так безапелляционно утверждать, что прав. Может, ваш простодушный и чистый душой Андрюшка правее всех правых?!

И вообще, что бы я сделал, как поступил, если на минуту вообразить, что мы с вами тогда поменялись ролями?

Память неизбежно вернула Бессмертнова к недавним размышлениям о том, с кем поднимать страну.

– Поменяться ролями, говорите? Этого не могло произойти, потому что не могло произойти никогда, – достаточно агрессивно произнес он. – Ничего путного не вышло бы.

«Похоже, я неосторожно попал в цель, хотя стрелял мимо», – расстроился Данист.

«Похоже, он действительно попал в цель, – подумал Бессмертнов. – Если Данист тогда сумел создать лучшую в стране компанию, то почему бы ему не повторить свой опыт?! Положа руку на сердце, только менеджеры его уровня и полета в будущем смогут вытащить страну из дерьма. Да, я поднял ее с колен. Но как сделать ее экономически сильной? Для этого нужны десятки, сотни Данистов. Только захочет ли он стать „одним из“?

Захочет! Еще как захочет. Страну он любит не меньше моего. Он не готов, как некоторые, продать ее кому ни попадя. Неужели мы с ним все же в этом похожи? Даже союзники, если он тоже хочет переустроить Россию…»

Бессмертнов внимательно посмотрел на Даниста. Созрел ли? Если выстрадал, то, стало быть, созрел.

– Простите, но я вам еще раз повторяю, что вы меня не так поняли. А вы вроде как и не слышите, Андрей Андреевич. Я действительно захотел вернуться в то время и посмотреть на жизнь не только с собственной колокольни. Ваш внук, как ни странно, подтолкнул меня к этому.

– Что вы говорите?! – с нескрываемой иронией сказал Бессмертнов. Его тонкие губы изобразили некое подобие улыбки.

– Не смотрите на меня столь недоверчиво. Надо просто уметь время от времени снимать с себя задубленную годами кожу. Так сказать, обновляться.

Данист почувствовал, что от волнения у него вновь пересохло в горле. Наполнив стакан минералкой, он стал пить небольшими глотками. Затем, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

– Знаете, Андрей Андреевич, в последний год у меня было много свободного времени. Израиль – это вам не поселение на сто первом километре, когда порой думаешь, что свободен, а на самом деле – фикция. В Израиле жив дух настоящей свободы. Тебя не трогают, пока государству нет нужды призвать тебя под свои знамена. Боюсь, что вы меня не до конца поймете. Потому что лично у вас ее просто нет. Сами только что признались, что вовремя не сделали шаг к личной свободе. Даже, как я понял, жалеете об этом…

Данист перевел дух, затем внимательно посмотрел, как реагирует собеседник. С ним все время надо держать ухо востро. Зачем, например, Бессмертнов покинул кресло и сейчас смотрит в окно? Что там его вдруг заинтересовало? Хотя пусть смотрит. Никогда не поверю, что он не слушает.

– …Так вот. Все свободное время я занимался теологическими и философскими трудами древних. Представляете? Многие из них считали нашу жизнь сном, а вот сновидения – наоборот, реальным бытием. Якобы все мы идем по жизни, словно в тумане, наполовину сонные, наполовину бодрствующие. Эдакие сомнамбулы. И в связи с этим вывод: истинный мир не тот, который мы ощущаем органами чувств, а тот, что существует в нашем абстрактном воображении. Поэтому понятия истины и лжи для каждого человека очень специфичны и индивидуальны. Многое из того, о чем мы думаем, что совершаем, оказывается правдой для нас, но ложью для других…

– Я, кажется, понимаю, что вы хотите этим сказать! Что… что… Минутку. Сейчас сформулирую… – Бессмертнов обернулся и торопливо вернулся в кресло, – что я, Андрей Бессмертнов, считая сам себя честным и открытым человеком, тем не менее пошел по ложному пути. Что я, не разобравшись должным образом в вашем деле, согрешил против истины. Так?

– Пожалуй, что так, – со скрипом согласился Данист. – Ведь недаром говорится, поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Любые прегрешения против истины и справедливости имеют свойство бумерангом возвращаться неприятностями и бедами к совершившим их.

– Не судите, да не судимы будете!.. Ибо все мы грешны, и никто из нас, живущих на этой Земле, не избежал пока что искушения предаться хоть одному из смертных грехов человеческих! – подхватил Бессмертнов.

Глаза его блестели, а на крутых скулах вновь ходуном задвигались желваки.

– На самом деле, смертных грехов гораздо больше, чем принято считать. Ибо, переплетаясь в разных сочетаниях, они образуют целый букет новых. Так? Один непременно порождает второй, третий, четвертый…

Именно в такой геометрической прогрессии происходит человеческое грехопадение. Видимо, человек настолько слабое и безвольное существо, что, живя в обществе себе подобных, не может не согрешить. Теперь я хорошо понимаю отшельников, которые удалялись в свои недоступные скиты только ради того, чтобы быть подальше от мирской суеты. Ибо только так они имели возможность неукоснительно и честно следовать законам Божьим.

Излагая свои взгляды, лишь бы как можно глубже втянуть Бессмертнова в дискуссию, Данист поймал себя на мысли, а не получится ли обратный результат и дойдут ли они до главной цели встречи?

Кстати, в чем она заключается, его главная цель? Забыл или сам не понимал?

– Вы сами хотя бы помните те самые главные семь смертных грехов? – испытующе посмотрев на Дениса, неожиданно спросил собеседник.

– Обижаете, Андрей Андреевич! Похоть, гнев, зависть, чревоугодие, лень, гордыня и алчность. Лично я считаю, что для полного грехопадения человеку вполне достаточно предаться трем грехам – гордыне, зависти и алчности. Все остальные как-то слабоваты.